И, как ни противно было это их морской природе, а они научились окапываться и перебегать в наступлении короткими рывками, бросаясь на землю через каждые двадцать шагов, и ползти по - пластунски. И как всё, что делают балтийцы, они научились делать это отлично.
Появились среди них и снайперы. Лучшими из них стали Поздняков и Сипаев.
Когда пришла зима, в Ленинграде стало голодно, да и на фронте несытно. Соня Левина сильно похудела. У неё была подруга Аня Суходольская, тоже санитарка, нежное, кроткое существо, подружившееся в силу часто встречающегося контраста с шумной и резкой Соней. Аня советовала ей перевестись на Южный фронт, поближе к родным местам. Но Соня не хотела. Как многие приезжие, она считала Ленинград своей настоящей родиной. А несчастья и героизм Ленинграда привязали её ещё больше к этому прекрасному городу.
И потом как ей расстаться с Сашей? Между ними было уже всё договорено, и Поздняков считал себя ее женихом. Но Соня не любила этого слова.
Саша, парень попроще, случалось, называл Соню невестой. Ему нравилось это слово, в котором есть что - то нежное и праздничное. И он любил произносить его. Но так, чтоб Соня не слышала. Потому что она сердилась. Тонкие брови её сдвигались, на лицо набегала дерзкая улыбка, она гневно топала ногой, стройность которой не мог скрыть грубый, яловый сапог. Толя Сипаев говорил Саше:
- Что тебе далась эта языкатая? Ты же видишь, что это за характер. Она тебе такую жизнь выдаст, сплошные двенадцать баллов. Смотри на её противную, дерзкую улыбку. Только в ней и хорошего, что она с моря. Да и то с Чёрного.
Как истый балтиец, Сипаев относился ко всем другим морям и флотам со своего рода снисходительным презрением. Не жаловал он и женщин. А когда ему указывали на смелость санитарок, той же Сони Лениной, которая под огнём перевязывала раненых и выносила их с поля боя, Сипаев пожимал своими могучими плечами:
- Ну и что это мне доказывает? Ничего это мне не доказывает. Приказали - выносит. Самая нормальная дисциплина.
Кончилась зима, в Ленинград за зиму навезли много продуктов по льду Ладоги, и лето было сытное. Но в конце лета случилось несчастье: убило Сашу Позднякова. И обидно, что не в бою, а фугаской с «юнкерса». Да он и сам был виноват, не укрылся. Это было остатком морского «фасона», по обычаям которого считалось особым удальством не уходить в щели во время воздушной бомбёжки.
Шумней всех горевал о друге Сипаев. Он ругался страшными ругательствами и рыдал, не стыдясь слёз, размазывая их чёрным кулаком по массивному лицу, и ходил в безумно смелые рейды по тылам противника, мстить за Сашу, «править по нём тризну», как он выражался.
Громким голосом он поносил Соню:
- Вы теперь видите, что это за любовь? Хоть бы слезинку проронила! Такая языкатая, а хоть бы словечком она о нем вспомнила! Бабы! Эх!...
Действительно, Соня никогда не вспоминала Сашу, словно она его и не знала. И только Аня видела её слезы по ночам в блиндаже на койке.
А зима принесла новое горе: погибла Аня. Немцы утащили её с поля боя, где она перевязывала раненых. Через несколько дней, когда наши части отбили у немцев деревню, моряки нашли там осквернённое тело Ани.
Потом пришёл декабрь. Последние дни его были бесснежными. С Финского залива дул сильный ветер. Моряки раздували ноздри и уверяли, что они чувствуют в ветре влагу и соль, недоступные грубым носам пехотинцев. Ветер усиливался и мостами смёл с земли снежный покров. К новому году земля приняла какой - то пятнистый вид, и трудно стало маскироваться.
Под какими бы широтами и в какие бы времена ни приходил новый год, он всегда радует людей. И даже в мёрзлых, сырых окопах Ленинградского фронта сердцами бойцов овладело ощущение весёлого ёлочного счастья.
Под новый год было назначено наше наступление.
Ночью бойцы перешли по льду реки и внезапным ударом вышибли немцев из трёх населённых пунктов, лежавших цепочкой друг за другом. Наступившее утро 31 декабря не замедлило продвижения. Впереди шли, как всегда, моряки. Сипаев со своей снайперской винтовкой был тут же. Он ловил на мушку офицеров и фельдфебелей.
- У немцев начальство легко отыскать, - говорил он, лёжа в снегу, своему напарнику, - у немцев начальство всегда на правом фланге взводов. Такой народ: раз у них что заведено, так уж не меняется. В этом отношении надо отдать должное этим босякам.
И, приложившись, клал на месте очередного «босяка».
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.