Как быстро надоедает все обыкновенное! Стараешься, стараешься, из кожи лезешь, чтобы держаться ровнее, а потом - хоть все пропадай. Даже слово подходящее оказать трудно. И равнодушие... Будто в своей жизни и как к тебе относятся не заинтересован. Все это долго может тянуться. Даже целый год.

Вот со мной было долго. Когда я кончал восьмой класс, был председателем школьного старостата, по учебе - отличник. И самый длинный в классе. У нас вся семья такая. Отец про маму говорит, что она на две сажени выше Большого театра, она его просто верзилой называет. Они оба работают на фабрике, встречаются поздно и всегда смеются друг над другом. А я у них с пятой группы под кличкой «студент».

У ребят я пользовался авторитетом. Рост и сила тут тоже значение имели, а главное, конечно, что учился хорошо. Это мне нелегко давалось. Есть вещи простые - математика, физика, а вот по-русски, по истории трудно приходилось. Все читать да читать к каждому уроку. Читать я не особенно люблю. Ну классики, конечно, нравятся. Но если бы не задавали, многое никогда бы в жизни не прочел.

Тут лето наступило, начал я осадить на стадион и играть в волейбол. Появились у меня на стадионе ребята знакомые. Вернее, люди... Они много старше меня были. Я с ними подружился. Так ничего особенного не делали, только в кино один раз стекла разбили.

Подходит дело к сентябрю. В школу идти полная неохота. Я решил поступить в ФЗУ или химический техникум. Говорю дома - родители не советуют. А на меня лень напала: и в школу не хочу и хлопотать насчет техникума желания нет. Опять ходил на стадион, а вечером - в кино. В нашей компании джазбандист был из кинооркестра. Каждый день пятерых бесплатно устраивал. В кино по три сеанса сидим, анекдоты рассказываем и к буфетчице пристаем: «Эскимо, эскимо - ваше личико само». А она, какую ей глупость ни скажи, все смеется.

В школе начались занятия.

Я стал ходить, только все мне казалось, что не стоит дальше учиться. Дома почти не занимался. Получил четыре «посредственно» и одно «плохо». А с волейболом у меня вышел скандал. Я игрок классный, и все это знают, но есть у меня недостаток, опасный для команды: хочу играть за всех. Понимаю, что нужно пассоваться, не бегать зря, а во время игры ничего не могу с собой сделать. Ну и вот когда мы с десятыми классами играли матч, проиграли из-за меня. Из-за того, что я с середины погасить попробовал.

Игроки наши азартные, окружили меня, начали крыть, ну я отругивался, конечно. А тут подошел ко мне один наш мальчишка, Васька Миноносица (его так прозвали, потому что переносицы у него нет) и с таким презрением говорит:

- Шляпа! Он теперь не только что играть, даже и учиться не может. Колесо покатилось под гору...

Моя фамилия - Колесаев. Ребята захохотали, а у меня даже в глазах потемнело, и сам не знаю, что делать. Никто со мной раньше так не разговаривал. И я заявил, что ВЫХОЖУ из состава школьной волейбольной команды. Повернулся и пошел. А мне вслед кричат: «Может, ты из комсомола хочешь выйти?» А я уж из дверей отвечаю: «Может, и хочу, только с вами советоваться не буду».

К концу второй четверти у нас созвали комсомольское собрание. Я хватился искать членский билет - нету. Весь дом перерыл, все карманы вывернул, найти не могу. Знаю, что дело нешуточное, прихожу на комитет мрачный. Сказал, что билет потерял, ну мне и вкатили строгий выговор с предупреждением. Только не сразу, а сначала голову мылили, мылили... В особенности наш комсорг Саша Усов. Он сказал, что на это дело надо смотреть шире. Что потеря комсомольского билета - это результат моего поведения за последнее время. И все это происходит из-за моего ложного самолюбия, из-за того, что я всегда стремлюсь быть первым, но ничего для этого не делаю.

В этот день мне обидней было чем тогда, с волейболом. И не из-за выговора. Задел меня очень Саша Усов. Нашего комсорга все ребята уважали и любили. И для меня он был единственным образцом.

Над тем, что Саша сказал, я даже не стал раздумывать. У меня было такое настроение, чтобы только найти причину для обиды и разозлиться еще больше. Я рассуждал так: «Саша оказался сволочью. Он меня не понял, не оценил. Ну и ладно. Обойдусь».

Я в этот вечер пришел домой, завалился на кровать и включил радио. Матери дома не было. Отец спал. «Пиковую даму» передавали. И вот как запела эта бабушка по-французски, такая тоска меня взяла, девать себя некуда. Никогда в жизни у меня такого настроения не было.

Стал я учиться через пень-колоду. Но в общем хуже чем «посредственно» отметок не было. От всякой комсомольской работы старался отделаться. И все на меня рукой махнули.

Саша Усов несколько раз пробовал со мной заговаривать. Первый раз прямо спросил: отчего Я так переменился? Но я отшутился, что, мол, очень скучно всегда одинаковым быть. Очень я на него обижен был, и хотелось, чтобы он это чувствовал, но особенно награбить как-то не удалось. Больше мне Саша прямых вопросов не задавал, а все спрашивал, с кем дружу на стадионе да что делаю дома. Я ему отвечал неопределенно и всегда старался оборвать разговор.

Перед Первым Мая у нас было дела по горло. Надо было загладить грехи по учебе за весь год, а тут оформляй колонны, зал по-особенному отделывай. Каждую минуту ребята пристают:

«Колесаев, нарисуй диаграмму, обстругай палки для щитков...»

Мне это надоело, и я твердо сказал, что делать к Маю ничего не буду. Мне говорят, что комсомолец не имеет права так рассуждать. А я отвечаю, что меня могут не считать комсомольцем. На этом разговор кончился, и меня оставили в покое.

После праздников меня вызвали на первое же заседание комсомольского комитета. Оказывается, ребята поставили вопрос о том, что я выхожу из комсомола. Спросили меня: правда ли это? Я огрызнулся:

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.