Герои

«Захочу уйти - сам подам заявление. А пока молчу, прошу в мои дела не вмешиваться».

Начались выступления. Все ребята, как один, меня кроют. Все мои грехи считают: чего делал, чего не делал, как учусь, с кем дружу - и все требуют исключения меня из комсомола.

А я слушаю и прекрасно знаю, что все это правда. Никто из них ни одного слова про меня не соврал. И мне нисколько не стыдно. Я в то время себя очень сильным считал. Героем был. «Говорите, - думаю, - а что вы можете мне сделать? Ну хорошо, выкинете из комсомола. Как я сейчас один, так и останусь. Хуже не будет». И в то же время такое чувство: уйти из комсомола, - значит, все кончено. Значит, стать таким, как мои приятели со стадиона. И это навсегда. Одна пустота...

Но Я ребятам виду не показал, что мне страшно. Смотрю на председателя в упор, пальцами по столу барабаню и даже улыбаюсь. Наконец, берет слово Саша Усов. «Ну, - думаю, - похоронит». И вдруг он начинает говорить так, как будто я ему каждый день про эту свою историю рассказывал.

Он все сказал: и как мне надоело учиться и как на меня повлияло, что я авторитет потерял. И вспомнил, как я здорово раньше работал, был самым лучшим вожатым. Он меня не защищал нисколько, только как-то дал понять, что коллектив тут тоже виноват. Сказал, что ни один человек не догадался ко мне подойти по-товарищески. Предложение же его - не только не исключать меня из комсомола, но и не делать выговора, так как у меня уже есть строгий выговор с предупреждением за потерю комсомольского билета, а просто поставить на вид. Все это он сказал с такой горячностью, что все ребята согласились с его предложением, кроме одного Фролова. Но это было понятно. Я ему один раз очень неудачно голову зажал и чуть ухо не оборвал, в шутку, конечно.

Из школы я побежал в кино. Там шла картина «Отверженные». Очень неважная картина. Все куски несвязанные, лента рвется... Но там есть место, как маленькую девчонку трактирщик заставляет полы мыть, а каторжник ей куклу дарит и она не может поверить, что это ей такое счастье. И я не выдержал и заревел. Потом мне стало стыдно, и я ушел, не досмотрев картины. Так я и не знаю до сих пор, чем дело кончилось.

На другой день я в школу на занятия не пошел, только отнес заявление о выходе из комсомола и сейчас же поехал в другую школу узнавать, можно ли перевестись туда в конце года. Домой пришел только к вечеру, и мать мне оказала, что был Саша Усов и оставил мне записку.

В записке было сказано, что Саша будет меня ждать в школе до двенадцати ночи.

Прихожу в школу. Саша сидит в пионерской комнате один. Подхожу, а он спрашивает:

- Ты программу и устав ВЛКСМ знаешь? Отвечаю, что знаю.

- С чем-нибудь не согласен?

- Нет, со всем согласен.

- Тогда рассказывай, в чем дело. Все, все с подробностями рассказывай.

Я вижу, что он волнуется. И стало у меня такое хорошее настроение, и я все, не упираясь, рассказал. И что я не могу быть комсомольцем, потому что веду себя как последний хулиган, и что мне не хочется исправляться, и как тяжело в этой школе, где теперь все меня знают, какой я бесхарактерный и упрямый. И, наверно, жалеют, а я этого переносить не могу.

Я долго говорил и, должно быть, повторялся, потому что сам толком не понимал, что со мной происходило все это время. Саша мена слушал не перебивая, а потом сказал:

- Все это пройдет. Бери обратно свое заявление. Я ему хода не дал. Только показал некоторым членам комитета, и мы решили, что если ты в течение трех дней одумаешься, считать, что ничего не было. Мы забудем об этом. Обязательно приходи завтра на комсомольское собрание. Выступай, держись так, как будто бы у тебя никаких срывов никогда не было.

На другой день я пришел в школу. Очень плохо отвечал по-немецки. Двое наших комсомольцев надо мной посмеялись, потому что я перепутал слова, и меня вдруг взорвало. «Э, - думаю, - ничего не изменилось, и все равно мне оставаться здесь нельзя. А Саша какого-то святого разыгрывает. Думает покапать меня своим благородством. Ну, постой же...»

Началось собрание.

После выступления Саши, который говорил что-то о вожатых, я взял слово и начал все его предложения опровергать. Но на мое выступление никто не обратил внимания, только председатель оказал: «Наш герой опять протестует».

Дня через два после этого собрания ко мне подходит Саша и говорит, что комсомольский комитет намечает мою кандидатуру в председатели школьного старостата старших классов. Сразу начинает советовать, каких ребят надо подтянуть, кому что сказать и ни слова о моем последнем выступлении. Я послушал его и подумал: «Нет, Сашу не проймешь: он сильнее меня».