Однажды Люся Б. сделала в своей тетради такую запись: «Австрийская культиматума не была принята». Класс гомерически хохотал, а мне было не до смеха. Записала Люся так потому, что не знала значения слова «ультиматум», а мне в голову не пришло, что этого можно не знать, и поэтому во время урока я не нашла нужным объяснить его. Смех класса мгновенно прекратился, когда я назвала несколько однотипных слов и попросила их объяснить. Робко поднялись три - четыре руки, и только двое правильно объяснили значение слов «сепаратный», «пацифист» и «шовинизм».
Ребята 10-го класса совершенно не умеют пользоваться словарем. Это для них нечто непреодолимое. То, что объяснит преподаватель, стараются запомнить, а тем, что не объяснит, пренебрегут!
В 9-м классе учится Леля Т. Живая, умная, насмешливая, она частенько подтрунивает и над товарищами и над самой собой. Ее слабое место - незнание иностранных слов.
- Эрудит, дилемма, муниципалитет, милитаризм - господи, как их много! - с притворной тоской вздыхает Лели и, лукаво поглядывая на учителя, опрашивает:
- Можно все это пропустить?
И, вместо того чтобы попросту заглянуть в словарь, она ходит за всеми по очереди я пристает, чтобы ей объяснили то или иное слово.
Любопытная деталь: у Лели очень чисто, толково переписаны тетради. Везде оставлены поля. Но поля эти снежно-белы, не тронуты ни одной записью! А как было бы полезно, если бы поля служили не украшением, а продолжением тетради. Вот бы где самое место - записать объяснение непонятных слов, новую интересную мысль! Нет! Этого нет. Скучные тетради у Лели! Да не у нее одной! Скучные тетради и у многих других школьников. Как-то не видно их лица, их живой мысли. Они всецело на поводу у учителя, учебника, записи. И это очень грустно. Какими-то узкими, ограниченными выходят из школ некоторые наши школьники. Почему?
Почему Николай определяет людей только по двум признакам: «хороший» и «плохой»?
Почему Вера не может понять того, что мораль классова, почему, наконец, Леша так мгновенно «очаровывается» и разочаровывается в товарищах? Это же неотвязное «почему» возникает и в библиотеке и в читальне - везде, где приходится сталкиваться с беспомощностью, неорганизованностью наших ребят.
«Потому» найти очень трудно. Но если присмотреться внимательно к системе работы наших школьников, то кое-какие «потому» найти можно.
Как-то раз я зашла в 9-й класс, где писали сочинение по литературе. Несколько тем было написано на доске. Две очень легкие, одна немного сложнее. В классе было несколько человек, которые вполне могли бы написать на эту, более трудную тему. Но напрасные ожидания! «Что вы? Охота сидеть, думать. Тут, по крайней мере, все ясно: пишешь, как в игрушки играешь, легко и свободно».
Вот это «легко и свободно» и является самым большим и злым «потому».
С 1-го класса «легко и свободно» развивается мысль. Учитель все рассказал, о чем же думать? И с чрезвычайно легким культурным багажом доходит ученик до старших классов.
Вот уроки истории. Проходят один за другим знойный загадочный Египет, мудрая Ассирия, гордая Эллада. Но что знают о них школьники, кроме того, что рассказал учитель и что написано в учебнике? Что Египет расположен по Нилу, что правили там фараоны, что угнетали там народ? Что Ассирия была воинственна, что правили там цари, что угнетали там народ? Что Эллада была... и т. д. Проходит год - другой, все это выветривается из памяти, и вместо замечательных страниц истории остаются одни названия и более или менее точные географические представления.
А ведь если бы ребята дали себе труд прочитать, например, романы Эберса, Прута, если бы прочитали греческую мифологию, уже, наверно, никогда в жизни не забыли бы далеких времен старинной культуры, наверно, совсем по-иному заговорили бы пожелтевшие страницы вековых событий. Но лежат забытые греческие мифы, и ничего не говорят некоторым нашим школьникам ни трагическая скорбь Ниобеи, ни чудесное, светлое лицо Прозерпины, ни величественная Церера, ни страдающий Прометей.
А что знают ученики 9-х классов о Некрасове, Тургеневе, Толстом, кроме того, что есть в учебниках и что рассказал учитель? Многие ли из них читали мемуарную литературу, многие ли читали воспоминания Авдотьи Панаевой, Кузьминской «Моя жизнь дома и в Ясной Поляне», многие ли видели в читальне подлинные номера «Современника»?
А ведь тогда образы великих писателей встали бы, как живые, тогда ожила бы вся эпоха во всем своем многообразии. Тогда появился бы интерес, любознательность, та любознательность, которая заставляет ходить по музеям, рыться в библиотечном каталоге, читать не только учебник, но и книгу, ссылаться не на скупые строки программного материала, а на живые, горячие слова подлинника.
И, самое главное, тогда появятся собственная, нигде не заимствованная мысль, собственный вывод, тогда обогатится собственное содержание.
Тогда появится вкус к преодолению трудностей и не захочется брать самое легкое. Тогда, наконец, появится необходимость спора, умного, дельного спора, в котором сталкиваются несколько самостоятельных мыслей и из обсуждения их рождается истина. А то ведь и спорить бывает не о чем. Все одинаково прослушали урок, прочитали одинаковый учебник, восприняли несколько аксиом и... и все. Где же здесь предмет для спора? Тут либо вовсе не спорят, либо спорят о пустяках, о формальностях, что уже никак пользы принести не может.
Николай всегда хорошо учился. Не очень способный, но настойчивый, целеустремленный, он систематически выполнял все задания. Но, вот начиная, примерно, с 7-го класса он перестал быть отличником. Уже чего-то не хватало. Уже стала заметна какая-то узость. «Хорошо» я «плохо», достаточные в 3 - 4-м классах, стали тормозом в старших. И юноша сам это понял. На примерах жизни, литературы, истории он увидел, насколько люди шире схем, понял, что старые мерки не подходят, что особенно подведут его эти мерки тогда, когда он покинет стены школы, когда ему придется самому ориентироваться во всей многогранности человеческих характеров, отношений. Ведь даже его приятель Юра уже и «хорош» и «плох».
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.