В этом году весна где - то задержалась, может быть, в Индии, и пришла в Якутию недели на две, на три позже обычного строка. Я приехал сюда в середине июля, когда шиповник еще не отцвел, а брусника не покраснела. Из ягод созрела только иссиня - черная жимолость, чем - то напоминающая мне барбарис. Недели через две - три поспеют голубика, морошка, затем брусника, черника, княженика и, наконец, царица северных болот - клюква.
Широкие северные реки, непроходимые болота, первобытная тайга без конца, без края, и цветы, цветы...
Я геолог, ищу редкие драгоценные камни, часами могу любоваться блеском изумруда или топаза, а живые самоцветы - лилии, лютики, Иван - чай - еще прекраснее, хотя красота их - увы! - кратковременна. Я люблю после утомительных переходов лежать в траве и смотреть в высокое, чистое и голубое, как сапфир, небо и ни о чем не думать. Потом встаю, привязываю свою котомку и иду дальше, в сизые сопки. А вечером развожу костер, устраиваю свой лагерь под какой - нибудь диоритовой скалой и долго сижу среди цветов, смотрю, как меняются краски и затихают звуки, любуясь изумрудом Сириуса.
Сейчас все еще стоят белые ночи, заря вечерняя сливается с утренней, но уж стали показываться звезды. Легкие белые облака медленно уходят за сопки, в сторону Охотского моря. Прохладно. Густая трава, захватившая поляну, вся покрыта обильной росой. Даже седые, увешанные мхом лиственницы покрыты влагой, как после дождя. На поляне много цветов: синих, солнечно - желтых, голубых, красных. Я не знаю, к какому семейству и классу относятся эти живые ароматные самоцветы, и, может быть, в оправдание своего невежества, вспоминаю Гейне, который всегда сердился, когда сухие люди, не замечая прелести цветка, считали тычинки и называли класс, тип и латинское его имя. Вот огненно - оранжевая гигантская лилия грациозно наклонила свою головку - пятиконечную звезду. Эту лилию прикрепить бы на башню Кремля: ведь цвет ее - цвет солнца, цвет жизни, цвет радости. А вон какой - то цветок вроде мака, но гораздо крупнее и, кажется, ярче пылает неугасающим костром. Рядом белые пушистые цветы, голубые малютки, синие колокольчики, но больше всего здесь сиренево - красных, в рост человека, цветков Иван - чая. Целые дикие плантации Иван - чая! Иван - чай, Иван - чай!... А жаль, что здесь нет Марьи - кофе, Наташи - меда...
За поляной кусты ольхи, ветлы и березы, а за журчащим ключом сразу же стоят лиственницы и ели, и на сотни, тысячи верст идет спутанная, непричесанная тайга. На некоторых высоких сопках тайга обрывается, но и на гольцах, знаю, гнездятся кустики шиповника и цветет Иван - чай. Кое - где между лохматыми сопками неподвижно лежат, как отставшие журавли, облака, туман. Здесь высоко, так как два горных хребта - Становой и Яблоневый - переплетают здесь свои отроги. Отсюда во все стороны бегут ключи - истоки могучих и неукротимых северных рек. Из - за большой высоты местности здесь днем, под прямыми солнечными лучами, жарко, а ночью холодно и очень росисто. От холода даже комары прячутся. На веточках и лепестках Иван - чая, как на руках гиганта, повисли окоченевшие балерины - бабочки. Я беру одну из них и согреваю своим дыханием. « Балерина» просыпается, шевелит изящными ножками, взмахивает крылышками и с теплой ладони падает на холодную землю, снова окоченев. Осторожно поднимаю спящую красавицу и устраиваю на цветке: пусть спит до солнца.
Первые солнечные лучи изнутри зажигают убегающие к Охотскому морю облака, скользят по вершинам сопок и, захватывая дерево за деревом, спускаются до моей поляны... От росистой травы поднимается сначала легкий и прозрачный туман, потом он плотнеет, и солнца уже не видно; оно выглядит тусклым диском, как уличный фонарь в осеннюю, моросистую ночь.
Я решил документально описать восход солнца и заметил: первый луч упал на ближайшую сопку в 4 часа 28 минут. Затем осветилась вся долина, но через 10 минут все пропало в тумане.
В 5 часов сонным голоском чирикнула в кустах солонника какая - то пичуга, чирикнула и умолкла, может быть, снова заснув. Потом где - то далеко проснулась кукушка, ей отозвалась другая: « Ку - ку, ку - ку». И снова тишина. Слышно лишь приглушенное туманом журчанье ключа. В 5 часов 10 минут сразу, будто по команде дирижера, раздался со всех сторон разноголосый хор птиц: это гимн солнцу. И кажется, что от этих радостных звуков, а не от легкого ветерка, неожиданно появившегося из - за скалы, чуть - чуть заколыхался туман. Солнце заиграло в миллионах капелек росы на лиственницах, и эти деревья стали прозрачными, как горный хрусталь. На кустах ветлы заблестела отраженным светом паутина. Как хитро паук устраивает свои антенны! Когда подует ветер, то закачавшиеся кусты не оборвут паутины, так как она не натянута, а висит свободно.
Ветерок совсем проснулся, и если смотреть против солнца, то видно движение мелких капелек тумана. Туман рассеивается. Лучи солнца начинают тихо - тихо греть. Капли росы дрожат и переливаются тысячами огней, как бриллианты.
А солнце все выше и выше. Моя пестренькая балерина - бабочка пошевелила ножками, проползла чуть - чуть, отцепилась от цветка и, как - то неуверенно кружась, упала на траву, потом поднялась по стеблю мятлика, на минуту задумалась и полетела от цветка к цветку. Десятки бабочек стали кружиться над поляной.
Ветерок прекратился, тумана уже нет. Почему - то вдруг запахло грибами, точно и они проснулись и присоединились к общему ликованию. Прогудел шмель. На сухой сук стелющегося кедра вскочил пестрый зверек - бурундук, но, заметив меня, снова ускакал. Проснулась тайга. Доброе утро! Все зашевелилось, забегало, запорхало. Трава, отягощенная росой, расправляет свои стебли и растет, растет. Всюду жизнь! Даже на скале диорита растут мох, шиповник и Иван - чай. Пальник, который находится на соседней сопке и напоминает о давнишнем лесном пожаре, весь зарос кустами березы, ольхи, травой и цветами. Растения располагаются в несколько этажей. Даже тенистые места заняты мхом и какой - то травкой с белыми цветиками. Короткая, северная весна. Каждая травка, каждая птица и зверушка спешит жить, цвести, создавать себе подобных. Даже комары, и те закружились в свадебных хороводах.
Часы показывают шесть. Доброе утро, жизнь! А в Москве сейчас полночь. Кремлевские часы бьют двенадцать. Люди ложатся спать. Спокойной ночи, дорогие!
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.