Помещаемые нами отрывки, воспоминаний и рисунки взяты из автобиографической книги Ильи Ефимовича Репина «Далекое - близкое», до сих пор полностью нигде не опубликованной. В этой книге Репин ярким и своеобразным языком рассказывает о своей жизни, творчестве и излагает свои взгляды на искусство. Рисунки, сопровождающие текст, взяты из альбомов Репина.

... Батеньку недавно угнали в солдаты опять.

Без батеньки мы осиротели. Его угнали далеко; у нас было и бедно, и скучно, и мне часто хотелось есть. Очень вкусен был черный хлеб с крупной серой солью, но и его давали понемногу.

Мы всё беднели.

О батеньке ни слуху ни духу. Батеньку солдатом мы только один раз в видели в серой солдатской шинели: он был жалкий, отчужденный от всех. Маменька теперь все плачет и работает разное шитье. Устя, Иванечка и я никак не можем согреться: нас трясет лихорадка. Хотя у нас на всех окнах и дверях прилеплены сверху записочки, что нас «дома нет», но лихорадка не верит и непременно кого - нибудь из нас трясет, а иногда и всех троих вместе.

С утра мне бывает лучше, и я тогда принимаюсь за своего коня. Я давно уже связываю его из палок, тряпок и дощечек, и он уже стоит на трех ногах. Как прикручу четвертую ногу, так и примусь за голову; шею я уже вывел и загнул: конь будет «загинастый».

Маменька шьет шубы осиновским бабам, на заячьих мехах, и у нас пахнет мехом; а ночью мы укрываемся большими заячьими, сшитыми вместе (их так и покупают) мехами.

Я подбираю на полу обрезки меха для моего коня, из них делаю уши, гриву, а на хвост мне обещали принести, как только будут подстригать лошадей у дяди Ильи, настоящих волос из лошадиного хвоста.

Мой конь большой; я могу сесть на него верхом; конечно, надо осторожно, чтобы ноги не разъехались: еще не крепко прикручены. Я так люблю лошадей и все гляжу на них, когда вижу их на улице. Из чего бы это сделать такую лошадку, чтобы лошадка была похожа на живую? Кто - то сказал: из воску. Я выпросил у маменьки кусочек воску; на него наматывались нитки. Как хорошо выходит головка лошади из воску! И уши, и ноздри, и глаза - все можно сделать тонкой палочкой, надо только прятать лошадку, чтобы кто не сломал: воск нежный.

А сестра Устя стала вырезывать лошадей из бумаги, и мы налепливали их на стекла окон.

По праздникам мальчишки и проходящие мимо даже взрослые люди останавливались у наших окон и подолгу рассматривали. Я наловчился вырезывать уже быстро: начав с копыта задней ноги, я вырезывал всю лошадь; оставлял я бумагу только для гривы и хвоста и после мелко разрезывал и подкруглял ножницами пышные хвосты у моих «загинастых»

лошадей. Усте больше удавались люди: мальчишки, девчонки и бабы в шубах. К нашим окнам так и шли...

И вот нехитрое начало моей художественной деятельности. Она была не только народна, но даже детски простонародна. И Осиновка твердо утаптывала почву под нашими окнами семечками от подсолнухов.

На рождественские праздники к нам отпустили нашего двоюродного брата, сироту Троньку. Он был мальчиком в мастерской у Касьянова, моего крестного, портного. Тронька привез с собою несколько рисунков собаки Полкана, и я очень удивился, как он хорошо рисует. Под каждым рисунком он старательно подписывал название «Полкан» и свою фамилию - Трофим Чаплыгин.

На другой день Трофим из плоской коробочки, завернутой в несколько бумажек, достал краски и кисточки. В городе в их мастерскую приходит много разных людей; аптекарь принес Трофиму краски и кисточку. В аптеке краски сами делают. Трофим знал названия всем этим краскам: желтая - гумигут, синяя - лазурь, красная - бакан и черная - тушь.

Трофим и при нас нарисовал еще одного Полкана; чирк, чирк, все точками и черточками; потом аккуратно складывал вчетверо свои рисунки Полканов и прятал их в свою шапку, на дно. Рисунки его были очень похожи один на другой, и нам показалось, что и сам Тронька наш двоюродный - тоже Полкан; особенно его большой лоб и черные глазки, вставленные глубоко подо лбом, и короткие волосы, щеткой покрывавшие его круглую голову, были совсем похожи на рисованых им Полканов. Красок я еще никогда не видел и с нетерпением ждал, когда Трофим будет рисовать красками. Он взял чистую тарелку, поставил стакан с водой на стол, и мы взяли устину азбуку, чтобы ее некрашеные картинки он мог раскрашивать. Первая картинка - арбуз - вдруг, на наших глазах, превратилась в живую: то, что было на ней едва обозначено черной чертой, Трофим крыл зелеными полосками, и арбуз зарябил нам в глаза живым цветом; мы рты разинули. Но вот было чудо, когда срезанную половину второго арбуза Трофим раскрасил красной краской так живо и сочно, что нам захотелось даже съесть арбуз; и, когда красная краска высохла, он тонкой кисточкой сделал по красной мякоти кое - где черные семечки - чудо! Чудо!

Быстро пролетели эти дни праздников с Тронькой. Мы никуда не выходили и ничего не видели, кроме наших раскрашенных картинок, и я даже стал плакать, когда объявили, что Троньке пора домой.

Чтобы меня утешить, Трофим оставил мне свои краски, и с этих пор я так впился в краски, прильнув к столу, что меня едва отрывали для обеда и срамили, что я сделался мокрый, как мышь, от усердия и одурел со своими красочками за эти дни. Я раздосадовался и расплакался до того, что у меня пошла из носу кровь и долго шла: не могли остановить, и я совсем побледнел. Помню, как кровь, моя студнем застыла на глубокой тарелке, и мне мочили уже затылок холодной водой и клали на шею под затылок большой железный ключ от погреба; надо было еще подымать высоко правую руку: кровь текла из левой ноздри. Оправился кое - как только дня через три. Кровь перестала, я сейчас же сел за красочки.

... Через некоторое время я поступил в Академию художеств, но рисунки свои после академических экзаменов приносил только Крамскому. Меткостью своих замечаний он меня всегда поражал. Особенно удивляло меня, как это, не сравнивая с оригиналом, он указывал мне совершенно верно малейшие пропуски и недостатки. А вот ведь академические профессора - то, наши старички, сколько раз подходили, подолгу смотрели и даже карандашом что - то проводили по моим контурам, а основных ошибок не замечали. Мало - помалу я потерял к ним доверие и интересовался только замечаниями Крамского и слушал только его.

- Ну, а что вы делаете дома, сами, когда свободны? - спросил он меня однажды.

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.