Некоторые заводские старожилы еще помнят то время, когда Паша Сухариков работал заливщиком у вагранки. Веселый, словоохотливый паренек считался знатоком смешных историй, любил шутки. Свою живую, образную речь он то и дело пересыпал прибаутками, народными присказками, пословицами, меткими словечками.
Вскоре после того как Павла избрали комсоргом чугунолитейного цеха, окружающие заметили тревожные признаки.
Уже на первом занятии комсомольской политшколы ребята услышали от комсорга чопорную фразу о лицах, которым «надлежит снять головные уборы».
Заманчивая прогулка на лодках была вдруг окрещена Сухариковым на канцелярский манер. В объявлении, которое комсорг вывесил у входа в цеховую столовку, значилось:
«Организованно проведем массовое лодочное мероприятие. Сбор лиц, желающих культурно провести свой досуг, на пристани в 11 часов утра».
Так и представляется после этого объявления, что в каждую лодку будут погружены небольшая переносная трибуна и графин с водой для докладчика. Председательский колокольчик будет звенеть над водной гладью, а высказываться вслух о закате будет разрешено только в прениях, в порядке живой очереди...
Как быстро потускнел словарь Павла Сухарикова. На все речи комсорга легла печать какой - то канцелярщины. Как будто Сухариков провел свое отрочество и юность не в школе ФЗУ, не в цехе, не в дружном жизнерадостном коллективе молодых рабочих, так ценящих меткое слово, остроумную реплику, а в каком - то унылом департаменте, где все привыкли разговаривать на языке параграфов.
И вот уже почему - то такое теплое человеческое слово, как «прогулка», незаслуженно переименовано Сухариковым в «мероприятие».
Однажды секретарь заводского партбюро поинтересовался, бывает ли Сухариков в театре.
- Ну, конечно, бываю, - поспешил заверить секретаря наш знакомец. - Только на - днях лично смотрел пьесу «Мать».
«Лично» был на спектакле! Как будто посещение театра можно кому - то передоверить.
Как - то несколько цеховых ребят повстречали Пашу Сухарикова в рабочем поселке. Активист опешил в заводскую библиотеку, в руках у него был томик Пушкина.
- Мобилизующая книжка! - восхищенно заявил Сухариков. - Я теперь всего Пушкина по первоисточникам изучаю. Уже три тома проработал!
Нет сомнений, что Паша Сухариков был действительно покорен обаянием пушкинского гения. Но зачем выражать свое восхищение с помощью стандартных слов?
Нашего приятеля нельзя назвать «человеком в футляре». Он не лишен любознательности и чуткости, он предприимчив и деятелен. Но Павел Сухариков почему - то решил, что комсомольский активист, выступая на собраниях и заседаниях, беседуя с молодежью, должен излагать свои мысли да особом, секретарском жаргоне.
Нам довелось услышать выступление, Павла Сухарикова, ставшего уже секретарем райкома, на общегородском собрании актива комсомола. В регламент он по обыкновению не уложился. Впрочем, Сухариков всегда был в самых натянутых отношениях с регламентом.
Сухариков говорил о важных и нужных вещах. Но вся его речь была путаной, сбивчивой и какой - то растрепанной. Мешали бесконечные повторения. Сказывалось неуменье выделить в речи главное, основное. Тяжеловесные, канцелярские обороты, бюрократические словообразования засоряли речь Сухарикова. То и дело слышалось:
- ... Имеется соображение крепко предупредить... в смысле решительного перелома... соприкасаясь на сегодняшний день... лично вклиниться и целиком сесть на этот участок... в части перестройки... в ответ на каковое решение следует резко записать...
С каждой минутой между аудиторией и оратором нарастало отчуждение. Кто - то откровенно зевнул. Послышался стук откинутых кресельных сидений. Было совершенно очевидно, что речь Сухарикова оставила равнодушным большинство слушателей. Сам того не подозревая, комсомольский работник уподобился щедринскому помпадуру, чье пустословие было тяжким испытанием для слушателей. Вспоминаются строчки из «Помпадуров и помпадурш» Щедрина:
«...слушатель с течением времени мало - помалу впадал как бы в магнетический сон и начинал ощущать признаки расслабления, сопровождаемого одновременным поражением всех умственных способностей. Мнилось ему, что он куда - то плывет, что его что - то поднимает, что впереди у него мелькает свет не свет, а какое - то тайное приятство, которое потому именно и хорошо, что оно тайное, и что его следует прямо вкушать, а не анализировать...»
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.