В одной из аудиторий Академии РККА имени Фрунзе в Москве встретились в дни приемных испытаний четыре командира: полковник Провалов, капитан Машляк, лейтенанты Чернопятко и Баторшин. Все четверо - хасановцы, Герои Советского Союза, осе приняты на первый курс Академии. Мы печатаем их воспоминания о незабываемых днях 29 июля - 6 августа 1938 года.

Первые выстрелы

Г. А. Баторшин

Всегда неспокойно на дальневосточных рубежах. И чаще всего в Хасанском (бывшем Посьетском) районе, где сошлись границы СССР, Кореи и Манчжоу - Го. В последние дни июля 1938 года мы, пограничники, стали замечать на маньчжурской стороне особенно подозрительное оживление. В бинокль с сопки Заозерной нам было видно, как там лихорадочно роют окопы. Чаще чем обычно доносился до нас шум поездов, курсировавших вдоль границы. В нищей маньчжурской деревушке Хамово (она расположена как раз против сопки) японские солдаты вылавливали и истребляли собак, чтобы те своим лаем по ночам не выдавали передвижений войск. Готовилась очередная провокация.

29 июля мы услышали выстрелы на высоте Безымянной, к северу от нас. Японцы нагло нарушили государственную границу и поднимались вверх по склону. Мы знали наперечет своих товарищей на соседней сопке. Их было всего одиннадцать. Ими командовал лейтенант Махалин, и они оказали героическое сопротивление атакующим японцам, сражаясь каждый против десятка.

С Заозерной было отчетливо видно, как японские цепи туже и туже стягиваются вокруг горсточки наших товарищей. Я получил приказание отправиться с четырьмя бойцами из моего отделения (в те дни я был отделенным командиром) на поддержку группы Махалина.

Укрываясь в камышах, мы осторожно двинулись по самому берегу озера Хасан. До Безымянной оставалось около семисот метров, когда мы поднялись на возвышенность и увидели, что японцы уже окружили наших. Тогда я принял решение отвлечь японцев на себя, чтобы ослабить их натиск на высоту. Я приказал бить по врагу с тыла, взять его под убийственный перекрестный огонь, что и было тотчас исполнено.

'Великолепными очередями пулеметчик Романча опустошал японские цени, мы помогали ему меткой стрельбой из винтовок.

Тем временем на выручку Безымянной подошли новые группы бойцов. Японцы были отброшены.

Весь день и вечер 30 июля мы просидели в секрете у подножья Заозерной, замаскировавшись в кустах. Наступила ночь, подул холодный ветер.

Около двух часов утра мы услышали шорох, вслед затем шелест травы и задыхающийся шепот подползающих людей. Через несколько секунд до нас донесся слабый винный запах. Судя по тому, как нарастал шум, мы догадались, что японцы двигаются прямо на нас.

Ни одним выстрелом мы не должны были обнаружить себя. Я послал бойца с донесением на командный пункт, а сам с остальными тремя бойцами начал бесшумно и медленно отходить, продолжая наблюдение за противником.

Таким образом мы возвратились на командный пункт. В это время на Заозерной уже шел бой.

Вскоре я с двумя бойцами был послан на высоту Заозерную с донесением. При переходе через узкое пространство между озером и границей мы услышали подозрительный шум с тыла. Очевидно, в темноте японцы отрезали нам дорогу к Заозерной. На мой оклик не ответил никто. Тогда мы открыли огонь. Крики ужаса и стоны раненых убедили нас в том, что мы нащупали врага, а еще через несколько десятков шагов мы наткнулись на трупы самураев.

На вершине Заозерной взметнулись подряд две световых ракеты. Все мгновенно осветилось вокруг, как от вспышки молнии, и мы ясно увидели, что японцы поднимаются на сопку двумя волнами и наша группа находится между ними. Мы видели также, как яростно отбиваются наверху наши товарищи. Среди них были и раненые, которых мы отличали по белым повязкам.

Первым стремлением было, конечно, пробиться на сопку. Однако, как и накануне у Безымянной, выгоднее было стрелять японцам в спину и сеять в их рядах панику. Кроме того, ориентировавшись в обстановке боя, я понял, что мы должны обеспечить для тяжелораненых безопасный переход в тыл. Поэтому мы остались на месте.

Мое внимание привлек станковый японский пулемет, о местонахождении которого мы могли догадываться по огненным отблескам во мраке. По ним и пришлось целиться. Судя по тому, что вскоре пулемет смолк, мне удалось попасть в эту трудную мишень.

Действия нашей группы дали возможность раненым пограничникам выйти из - под вражеского обхвата.

Рассвет 31 июля застал меня и комсорга подразделения Спесивцева в камышах на узкой прибрежной полосе между озером и Заозерной, занятой уже японцами. Враг охватывал нас с трех сторон. Снаряды измотали вверх столбы воды и ила. Японские пулеметы косили камыши. Японцы в азарте стреляли даже по уткам, принимая их издали за плывущих людей.

В камышах повстречался нам лейтенант Терешкин, который руководил обороной сопки, получил несколько ранений и покидал сопку последним. Он запретил бойцам сопровождать себя и отказался от помощи: в условиях, когда несколько десятков пограничников отбивались от многих сотен наседавших самураев, каждый боец был нужен в бою. При тех тяжелых (ранениях, которые получил Терешкин, его отказ от помощи был самопожертвованием.

Из двух винтовок и плаща мы сделали носилки, на которые положили Терешкина, взяли на плечи винтовочные ремни и поползли по берегу. В любую минуту можно было ждать столкновения с японской цепью. Мы продвигались очень медленно. Через каждые сто - сто пятьдесят метров я отправлялся в разведку, держа в руках заряженные гранаты, потом возвращался, и мы протаскивали носилки вперед.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.