События одной ночи

Быстро и беспощадно расправлялись бойцы со своими кровными врагами. Молча стреляли они в фашистов, кололи их штыками, били прикладами, награждали тяжелыми ударами крепких русских кулаков. Худо пришлось всем, кто не пожелал сдаться в плен!

Оставив двух красноармейцев сторожить пленных и орудия, младший лейтенант Быстраков с остальными бойцами помчался на соседнюю огневую позицию. Там еще ничего не знали о нападении русских, но молчание первой батареи заставило врагов насторожиться. Они встретили нападающих огнем.

Стреляя наугад во все стороны, фашисты надеялись испугать красноармейцев. Но тщетно! Враги не предполагали, что с тыла в них полетит ручная граната, что грозные мстители вырастут перед ними как бы из-под земли там, где их меньше всего можно было ожидать.

Младший лейтенант в темноте споткнулся. Осветив землю, он обнаружил скорчившегося солдата, что-то поспешно кричащего в телефонную трубку, видимо, взывая о помощи. Пуля младшего лейтенанта угомонила слишком расторопного вражеского связиста.

Однако телефонное сообщение возымело свое действие: в темноте послышался шум приближающегося танка. Лязг гусениц все усиливался, и наконец появился увеличивающийся в своих размерах силуэт машины.

- Бей фашистов! - почти исступленно закричал Быстраков и ринулся навстречу танку.

Он сообразил, что, получив такую ощутимую подмогу, враги воспрянут духом и будут драться с новым ожесточением. И правду, даже те из неприятельских солдат. которые уже подымали руки вверх, заметив свой танк, снова стали драться.

Связка гранат, ловко брошенная Быстраковым под гусеницы, остановила машину. По танкисты продолжали стрелять из своей теперь уже неподвижной крепости. Тогда, вскарабкавшись на танк, младший лейтенант разрядил в смотровую щель свой наган. Пулемет перестал стрекотать. Быстраков стал стучать по броне наганом, по итальянцы не выходили. Тогда, прыгнув на землю, Быстраков вставил запал в горлышко бутылки, наполненной горючей смесью, и швырнул эту самодельную «бомбу» на жалюзи танка. Было видно, как разлился огонь по броне. Немедленно отворился люк, и два обгоревших «макаронщика» выскочили оттуда, в ужасе сдирая с себя дымящуюся одежду. Они были взяты в плен.

Замысел Быстракова удался как нельзя лучше: две батареи врага были уничтожены, наши части получили возможность свободно действовать, не будучи теперь подверженными артиллерийскому обстрелу.

На огневой позиции наступила тишина. И младший лейтенант, отдав приказание отвести пленных в штаб части, стал мысленно проверять, все ли его бойцы уцелели. Всех он видел, со всеми разговаривал, кроме одного - сержанта Тихонова. Быстраков отправился разыскивать сержанта. Он обошел место расположения батареи со всех сторон, освещая его своим фонариком и громко крича: «Тихонов, ко мне!»

Но никто не откликался. Тихонов обладал тонким слухом, и достаточно было ночью топотом позвать его, как он вскакивал и немедленно являлся по вызову. Поэтому молчание сержанта удивило и встревожило Быстракова.

Когда младший лейтенант пошел обратно, с грустью думая о погибшем товарище, в темноте вырисовались две мужские фигуры. Велика была радость Быстракова, узнавшего в одной из них сержанта Тихонова, деловито отстегивающего парабеллум у итальянского офицера...

Пикколо Гарибальди неловко ежится, отвечая на наши чересчур, по его мнению, прямолинейные вопросы.

- Где вас нашел советский сержант? -спрашиваю я.

С помощью переводчика мои слова доходят до сознания пленного. Сначала подпоручик смущенно улыбается, затем лицо его темнеет, и наконец, тоном провинившегося школяра он объясняет:

- Я был в ровике...

- Что вы там делали?

- Я переодевался в форму нашего убитого солдата...

Срывающимся от волнения голосом Никколо Гарибальди сообщает известную нам историю захвата русскими («их было несколько сот человек») двух итальянских батарей.

Мы с улыбкой слушаем болтовню насмерть перепуганного подпоручика, а наши друзья - одиннадцать советских смельчаков вместе со своим командиром младшим лейтенантом Быстраковым - в это время отдыхают после трудной, бессонной ночи.