Когда - нибудь в далеком будущем историки снова и снова вернутся к изучению поразительного явления в области военного искусства - обороны Сталинграда в 1942 году. Они ничего не смогут понять, если не примут в расчёт один фактор, не поддающийся графическому изображению на картах и схемах.

Изучая карты Сталинградской обороны, они увидят, что все преимущества были, казалось, на стороне немцев; множество сухопутных дорог для подвоза войск и боеприпасов к линии фронта (в то время как у русских одна переправа - через Волгу), обширные территории для маневра (у русских же позиции узкой полосой вытянуты вдоль берега Волги, втиснуты в каменную тесноту города и на многих участках расположены ниже немецких позиций - на сбегающих к воде скатах холмов) и, наконец, появление под стенами городя колоссальных сухопутных и воздушных сил против немногочисленного в первые дни наземного гарнизона. Всё это, вместе взятое, покажет историкам, что в подобных условиях защитить город почти невозможно, и самый факт успешной обороны в течение многих месяцев противоречит обычному представлению о человеческих возможностях.

И ничего не поймут добросовестные и точные исследователи, если забудут о самом важном факторе - о свойствах русских людей, о нравственной силе советского человека.

В Сталинграде, как и всюду, на всех фронтах, ядро армии, ядро обороны составляли люди, родившиеся после Октября, воспитанные революцией, подвигом партии и народа. Многие из них, зарывшихся с винтовками в разрушенный немецкими бомбами камень, помнили железные ночи Тракторостроя, Магнитки и Кузнецка, бураны в степи, ледяной ветер, от которого дыхание застывало во рту и кожа трескалась на руках, помнили оркестры, играющие марши в бураны, труд комсомольцев - бетонщиков, арматурщиков, - гнавших бетон днем и ночью, чтобы заводы были построены к сроку на Волге, на Урале, в Сибири.

Сталинград - город нашей молодости. Молодые заводы, молодые сады на левом берегу Волги, новые школы и институты, новые улицы. Я видел юношей и стариков, плакавших при виде горящего города, в котором многое создано их руками. Нож войны немцы вонзили в живое тело города. Они приготовили барабаны, чтобы праздновать его смерть. Потом им пришлось хоронить своих барабанщиков. Русский город восстал из пламени и крови, вышел к предместьям и здесь повалил врага на землю, в окопы, в подвалы, в щели.

Немцы поняли, что город живьем им не взять. Тогда они решили убить его, доканать медленной пыткой. Они подняли в воздух тысячи тонн бомб и бросили их вниз, на улицы и площади, где еще недавно девушки продавали цветы, на бульвары и парки, где садовники берегли молодые деревья, на школы, больницы, жилые дома. Первый невероятный и подлый своей преднамеренной жестокостью бомбовый удар они обрушили на Сталинград 23 августа 1942 года. Бомбардировка была продумана тщательно и выполнялась с немецкой педантичностью. Бомбили последовательно, квартал за кварталом.

Молодой танкист, бывший учитель, рассказывал мне: он видел девочку, заваленную грудой камней. Её нельзя было вытащить. При малейшей попытке высвободить её камни задавили бы девочку насмерть. Учитель видел хирурга, приступившего к чудовищной операции. Чтобы спасти девочке жизнь, нужно было отсечь ей зажатую камнями ногу. У девочки уже не было сил кричать: несколько часов она висела над дымящейся улицей. Внезапно хирург прервал операцию: немцы добили ребёнка осколком.

Когда камни города были перемолоты бомбардировкой, немцы кинулись в наступление. Город встретил их пулями, снарядами, гранатами. Немцы снова зарылись в землю, и с того дня бомбардировки не прекращались ни на час, и Сталинград пылал много дней и много ночей, зарево было видно в степи за пятьдесят километров, с Волги дул ветер, гнавший пламя от здания к зданию.

Много степных дорог вело с запада к городу, на территорию немецкой осады; неделями, месяцами Гитлер гнал по этим дорогам войска, машины, снаряды и резервы - чудовищный груз наступления, - а у нас была одна переправа, единственный путь к городу - через Волгу, в дыму, под бомбами и снарядами, под пулемётным огнем. Но одна русская переправа стоила многих немецких дорог. Город держался. По вздыбленной взрывами реке к нему пробирались волжские баржи и лодки с боеприпасами, люди на берегу выстраивались в цепь, в рёве и грохоте бомбардировок перебрасывали с рук на руки мины, снаряды до самой линии боя, где люди срослись с камнем и камень стал твёрже - гнулись и ломались об него зубья немецкой военной машины.

После захода солнца быстро темнело, и тогда со стороны Волги вставало над степью воспалённое, багровое, страшное небо Сталинграда. Зарево вздрагивало и трепетало, небо как будто дышало огнём.

... Города не видно. Виден огонь. Дома и улицы плавятся на медленном огне. На фоне багрового неба видны скелеты зданий, бесформенные массивы разрушенных стен, жёлтые дыры окон и дверей. Кажется, что там нет и не может быть ничего живого. Но из клокочущего пламени поминутно выпархивают зелёные, красные, белые ракеты, с остервенением ввинчиваются в небо трассирующие пули, мечутся голубые лучи прожекторов, немецких и наших, шарахаются и вдруг обрываются светящиеся жгуты пулемётных очередей. Там люди. Там войска. Там бой.

Такого боя ещё никто не видел. Война вошла в тесные кварталы городской окраины со всем своим чудовищным багажом - с авиацией, с танками, с пушками, с миномётами. То, что Гитлер готовил для целого фронта, обрушилось на один город. Кто знал до сих пор, что воздушная армия может драться с одним кварталом, с одной улицей? На это немцы пошли в Сталинграде, но Сталинграда они не получили. Здесь бой шёл вплотную, как рукопашная схватка, где люди хватают друг друга за горло и душат. Но рукопашная схватка длится в окопе минутами. Здесь она продолжалась месяцами.

Бой шёл в подвалах, на лестничных клетках, в оврагах, на высоких курганах, на крышах домов, в садах, во дворах - тесно было войне в Сталинграде. Люди вросли в камень, слились с городом в одно целое - и камни города стали живыми. В них были слышны шорохи, человеческое дыхание, стук закладываемой обоймы.

Я видел тогда, как война надвинулась на мирных людей, как русский тыл сразу стал русским фронтом. Мы ехали в одну из дивизий на южной окраине города. Вернее сказать, не ехали, а пробирались: проталкивали, протискивали автомобиль сквозь груды разбитого камня, разорванной телефонной проволоки, вырванных окон и дверей, мебели, картин, кроватей, шкафов, игрушек, книг - всего, что ещё недавно было домом, радостью, жизнью многих людей, а теперь стало вместилищем боя. Внимание моё привлекло высокое здание, в котором ещё чувствовались признаки жизни. Чёрные клубы дыма поднимались к небу из труб. Значит, внутри были люди. Они поддерживали в топках огонь - в хаосе уличных схваток, на линии боя. Я спросил, что это за дым - живой в царстве смерти. Мне ответили:

- Сталинградская государственная электростанция.

В стенах её, обращенных на север, я увидел чёрные пробоины от снарядов. Часть крыши также была разворочена. Но внутри была жизнь - пламя и свет. Меня провели в подземный командный пункт электростанции. Здесь инженеров поселила война. На полу лежали домашнего вида ковры. Стол в углу был накрыт бархатной скатертью. На нем стоял радиоприёмник. Лежала мандолина и рядом - граната. Полка с книгами, среди которых были технические справочники и романы. Флаконы с одеколоном стояли рядом с обоймами. Висели даже картины, на одну я обратил внимание - работа неизвестного художника «Портрет Пугачёва».

Охоту за работающей электростанцией немцы начали осенью. 18 сентября они провели первую артиллерийскую пристрелку и с тех пор вели огонь ежедневно. 23 сентября на участке электростанции разорвалось более ста снарядов. Стена главного здания была продырявлена. На третью турбину обрушились перекрытия, шквал разбитого камня, разорванного в клочья железа, обращенных в пыль кирпичей. Полураздавленный, полуслепой, оглушённый обвалом машинист Скотников остался в этом аду и удержал машину в работе.

С тех пор в самые страшные часы и минуты все люди станции оставались на вахте. Как в бою, здесь были убитые и раненые, была кровь, была смерть, но станция работала, излучала свет и энергию. В котельном цехе снаряд перебил мазутную линию. Вахтенный кочегар Харитонов отправился искать повреждение. Во мраке, в дыму он с трудом нащупал пробоину и дал знак пустить насос. Поток горячего мазута под давлением в пятнадцать атмосфер ударил в него. Черный, задыхающийся, покрытый ожогами, он стоял под струей, которая могла сжечь его, и отключал повреждённый участок. Воля этого молодого, весёлого человека была сильнее, чем ураган немецких батарей. Полуживого, его хотели подхватить на руки. Он вырвался и, выплёвывая мазут изо рта, сердито спросил:

- Кто здесь начальник вахты?! Вы или я?!

Шатаясь, он направился к котлу и включил его сам. Электрический ток снова устремился по проводам в израненное, полуживое, измятое бомбами тело Сталинграда. Объятый пламенем город нуждался в воде. Ведущая к городу высоковольтная линия по нескольку раз в сутки выбывала из строя. Снова и снова выходили восстанавливать линию упрямые, как черти, монтеры - в пекло осады, в скрежет и вой пулемётов, под бомбы «хейнкелей» и «юнкерсов», в обвалы рушившихся зданий. Монтёров вёл всегда инженер Панков - человек молчаливый и скромный, но с нервами, которые оказались покрепче всего немецкого штурма. Он выходил на линию, и тогда в железных сосудах города снова бежала вода и в подземных штабах вспыхивал свет.

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.