- Так что ж поделать? - с надеждой в голосе спросила Прасковья Степановна.
- Да ничего не поделаешь, - сказала сиделка и, как бы спохватившись, добавила:
- И так выздоровеет, у нас доктора вылечат.
Сказав все это, она, не попрощавшись с посетительницей, отвернулась от нее и пошла к проснувшемуся ребенку.
Прасковья Степановна осторожно спустилась с кирпичей, побрела неверными шагами к дому. «Петя никогда не простит, - бормотала она. - Ох, не простит...»
Прасковья Степановна, войдя в пивную, кивнула головой заведующему и сразу села на табурет у печки. Она плохо опала ночь. Ей непривычно было одной в комнате. Она думала о мальчике и все искала, что делать; надо ли писать зятю или погодить. Пенсионерки надоели ей советами. Утром они пришли гурьбой чуть ли не в шесть часов, сели возле кровати и принялись утешать. Так же, как и она, они боялись больницы и докторов. Так же, как и она, считали, что ребеночек должен быть на глазах, свой уход лучше, чужим людям ухаживать неинтересно.
- Вчера солнце было, - оказала Прасковья Степановна заведующему, - а я все бегала и день для меня, как ночь.
- Сейчас открываем, - сказал заведующий. - Выберем для философии более подходящее время.
- К Вовочке меня не пустили, - не обращая внимания на слова заведующего, продолжала она.
Кружки были сложены горкой на стойке, В них играли лучи солнца, и нарисованный виноград на стенах как бы налился соком. Заведующий распустил румянец на своих щеках, и мокрые волосы на его голове сияли, как пожарная каска. Только Прасковья Степановна, очень грустная, согнутая, в сером платье, пряталась от солнца.
Хлопнула дверь, и в пивную вошел высокий загорелый парень. Он не поздоровался. Подошел к одному из столиков и сел, как упал. Прасковья Степановна взглянула на него и узнала скандалиста, того, что не хотел платить ей рубль. У скандалиста глаза были мутные, и коричневые руки с длинными пальцами свисали с края стола, и весь он будто не сидел, а висел на стуле.
- Что, - сказала Прасковья Степановна ласково, - опохмеляешься?
- Пиво есть? - «просил парень.
- Кружечное, - сказал заведующий.
- Две кружки, - сказал парень. Заведующий накачал две кружки пива. Она отнесла их парню и остановилась перед ним, как мать останавливается перед детьми, когда они едят. Она улыбнулась, увидев, с какой жадностью выпил он первую кружку. Он запрокинул голову, и пиво с журчанием вылилось в его большой рот. Вторую кружку парень обхватил обеими ладонями. Он как бы хотел впитать в себя через стекло всю прохладу этой жидкости. Потом вдруг выпрямился и резко повернул лицо к официантке. Глаза у него были наглые, хулиганские. И смутная плохая мысль шевельнулась в голове Прасковьи Степановны. Она бы ее не смогла выразить точно, но вот как можно было бы об этом сказать: «Выздоровеет мой Вовка, вырастет мой Вовка и придет также в пивную и будет такой же нахальный и злой...» Парень тихо спросил:
- Ну, чего ты?
Почувствовал ли он в ее взгляде затаенную материнскую тоску или просто был в таком настроении, но в тоне его уже не было злости. Прасковья Степановна опустилась на стул рядом, бросила украдкой взгляд на заведующего и спросила шепотом:
- Молодой человек, у тебя детки есть? Тень улыбки пробежала по лицу парня. Он положил щеку на ладонь и отставил кружку:
- Ты что, в няньки хочешь перейти?
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.