Так ли, нет, но лайда действительно богата всякой съедобной живностью – крабами, рачками, ежами, рыбами, мидиями, все это буквально снует под ногами. Остается только дивиться обилию и разнообразию океанского стола. Одно плохо – к нему нужна привычка, мы же, городские жители, ее не имеем, оттого, наверное, с боязнью берем в магазине того же криля, морскую капусту, кальмара.

За дни, проведенные в Никольском, мы с особым трепетом ловили малейшие вести, доходившие до поселка из бухты Командора. Там жила и работала уже почти месяц экспедиция Института истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока под руководством Виталия Дмитриевича Линькова.

Археологические раскопки, организованные в год 300-летия со дня рождения Витуса Беринга, должны были дать исчерпывающие ответы на многие вопросы о последних месяцах экспедиции, восстановить первоначальный вид стоянки Беринга на острове, обнаружить все, что осталось после нее в земле. Но главной задачей исследователей, и этим жил весь остров, не говоря уж об археологах, было отыскать пушки пакетбота «Святой Петр». Этого не удалось прежде ни одной из официальных и самодеятельных археологических экспедиций, которых работало в бухте прежде немало. Пушки больше двухсот лет были загадкой и легендой бухты Командора.

Краткая история их такова. Покинув остров, участники экспедиции Беринга оставили на берегу сложенные штабелем девять чугунных трехфунтовых и пять двухфунтовых пушек. Это утверждали в своих докладных оставшиеся в живых моряки. Но вскоре пушки исчезли. Впервые их увидели на берегу в 1935 году местные охотники после сильнейшего шторма. Вывезти тогда их не удалось, а вскоре пушки вновь замыло песком. Спустя 11 лет берег открыл их вновь. Из песчаного плена тогда удалось вызволить три штуки. Две были подарены правительству Дании и ныне хранятся на родине Беринга в Хорсенсе, одна – в областном музее Петропавловска-Камчатского. Остальные одиннадцать снова похоронил песок.

Экспедиция под руководством Линькова подготовилась к поискам основательно. Вооруженные специальным прибором – квантовым магнитометром, исследователи провели съемку берега и обнаружили точное местоположение пушек, покрытых более чем двухметровым слоем песка, это было в зоне отлива. Каждое утро, как только океан уходил, археологи принимались за работу. Они выбирали песок из воронкообразной ямы и выкладывали ее изнутри кольями. Но следующий прилив вновь размывал берег и сводил практически на нет все результаты дня. Работа соседней группы, занятой раскопками на берегу, была более успешной. Связываясь по рации с Никольским. Линьков докладывал об интереснейших находках, следовавших одна за другой.

Таково было положение дел изыскательской экспедиции на тот день, когда наконец нам представилась возможность попытаться попасть в бухту Командора.

Встали в пять утра. Над поселком, как обычно, висел плотный туман. С рейда моргало слабыми желтыми огоньками одинокое судно. Мимо голубых двухэтажных домов идем к центру Никольского. Благодушно позевывая, нас провожают взглядом разбуженные командорские псы – огромные, толстолапые, палевой масти.

У вездехода, приткнувшегося к стене гаража, уже ждал первый секретарь Алеутского райкома партии Борис Константинович Лебедев. На нем толстый свитер, меховая безрукавка, высокие сапоги. Лебедев с самого начала активно содействовал работе археологической экспедиции, постоянно интересовался, как идут у нее дела, пользовался малейшей возможностью побывать на раскопках, справедливо считая их кровным делом командорцев.

Чтобы попасть на противоположную сторону острова, откуда по лайде прямой путь к бухте, надо прежде пересечь невысокий горный хребет. Мы поднимаемся все выше и выше по склонам, оставляя за собой долго не оседающую пыльную завесу. Холодно. В прорехах брезентового полога свистит ветер. Надо терпеть, машина на обычном, не гусеничном ходу к бухте не пройдет, увязнет в песке и водорослях.

Спешим, ловим отлив. Наш вездеход, шурша гусеницами по гальке, идет вдоль берега, огибая одну сопку за другой. Где-то на полпути вновь остановка. Пьем чай в охотничьей избе на берегу бухты Буян – одного из красивейших мест острова. Бухту рассекает река, тоже Буян, под стать своему названию – быстрая, сильная, абсолютно прозрачная. Знаменитая река, щедрая. Испокон веку находят в ней необыкновенной чистоты опалы, агаты, яшму и халцедоны. Черпает она самоцветы где-то в недрах острова, в самой глубине, откуда берет начало и сама. Потоком несет в море и одаривает его, словно задабривает. И море щадит бухту, даже в сильнейший шторм редко его волны добегают до песчаных дюн, окаймляющих берег. Потому и не угасает извечная красота Буяна.

И снова в путь, мимо уже привычных глазу густых (человеку не пробиться) зарослей высокой травы и кустарника. Возле одного из ручьев спугнули песца. Черный, облезлый и потому бесстрашный, он отбежал на несколько метров и преспокойно уселся, дожидаясь, когда мы отъедем подальше. Невольно вспомнились строки из дневников соратника Беринга Штеллера, где описывается, как отбивался он от наглых песцов. Тысячи зверей тогда безраздельно хозяйничали на острове. С тех времен их заметно поубавилось, но и теперь песцы на Командорах не редкость, мы видели множество их следов на всем пути.

Бухта Командора открылась издалека – ровная дуга берега, соединяющая два мыса. Не доехав до нее добрых полкилометра, сошли с вездехода. К бухте хотелось подойти пешком. Навстречу нам уже бежали ребята из поселкового интерната, размахивали кепками: каждый гость в бухте – событие. А вот и сам Линьков, высокий, грузный, в брезентовой куртке, с загоревшим, обветренным лицом. Он не спешит рассказывать, дает возможность осмотреться, почувствовать этот берег командора сердцем, памятью.

...Вот о чем повествуют немногие воспоминания участников беринговской экспедиции. Тогда, 4 ноября, к вечеру ветер усилился до штормового. «Св. Петра», почти лишенного снастей и парусов, неудержимо несло к берегу. Штурман Свен Вексель доложил капитану-командору, что команда не в состоянии более управлять пакетботом. Беринг уже несколько недель не вставал с постели. Измученный болезнью, с почерневшим лицом, он превратился, казалось, в едва дышавшую мумию. Можно было лишь удивляться, как ему, шестидесятилетнему, удавалось столько времени обманывать смерть. Выслушав Вакселя, Беринг едва слышным голосом попросил созвать к нему в каюту всех, кто мог еще передвигаться.

Капитан-командор смотрел на худые, изможденные, с черными провалами глаз лица, казалось, не узнавая их. А ведь он повел их в плавание другими – здоровыми, сильными, веселыми. Многих он знал давно, привык считать не подчиненными – товарищами. Он ценил и уважал их не по чинам, за преданность делу, за отвагу. Матросы, солдаты, они стояли вдоль стен каюты, и в глазах, которыми они смотрели на Беринга, была смертельная усталость. И искра надежды.

Мнение было одно – немедля приставать к берегу. Протестовал лишь Овцын. Славный моряк, отважнейший человек, он предлагал прежде найти удобную безопасную бухту, а потом уже причаливать. Риск идти прямо к берегу слишком велик – корабль разобьется о скалы. Капитан-командор взял сторону Овцына. Но экипаж впервые не послушался своего капитана.

«Петр» пошел к берегу. Медленно, разламываясь от сильной бортовой качки, захлестываемый волнами, пошел наугад к черным утесам. Там – спасение или... быстрый конец.

Они бы, наверное, все погибли, путь кораблю преграждала каменная гряда. При первом же ударе о нее «Петр» неминуемо должен был рассыпаться. Но произошло чудо. Судьба, столь немилосердная к ним прежде, сжалилась над этими людьми и подарила им спасение. Огромная волна за секунду до столкновения со скалами подхватила корабль и перебросила через камни. «Петр» оказался в защищенной от волн, тихой лагуне.

Они проживут на острове долгие месяцы почти без крова, будут бороться с голодом, болезнями, холодом, отбиваться от песцов, впадать в отчаяние и цепляться за самую крохотную надежду. Они похоронят на этом острове еще многих своих товарищей. Последним пристанищем станет берег его и для капитана-командора. Он умрет 8 декабря, завернутый в остатки паруса. Умрет как моряк, устремив потухший взор в безжалостный холодный океан. Он никогда не узнает, что остров, принявший его останки, станет пограничным между Тихим океаном и морем, которое назовут его именем. Смерть командора будет последней, венчающей собой длинный список жертв, принесенных Россией открытию Берингова пролива, нового пути в Америку, многих больших и малых островов, исследованию Камчатки, северной части Тихого океана и прочего. Смерть капитана-командора положит начало освоению далекого российского края, которому суждено вскоре стать непреодолимым северо-восточным бастионом для недругов земли русской.

28 августа 1742 года остатки экспедиции – 46 человек на крошечном корабле, построенном из остатков «Петра», – вошли в Авачинскую бухту. Они привезли образцы редких островных растений, множество песцовых шкур, карты островов, рисунки и описание неведомого животного под названием морская корова, рассказы о том, что пережили, весть о гибели командора и тридцати членов экипажа. Но как бы там ни было, Беринговым походом Россия раздвинула границы до самой Америки.

...Зеленая кромка водорослей колышется в волнах, дальше за ней – поверхность моря рассекает черная иззубренная гряда рифов, через которые перебросило «Петра». Он лежал на боку изломанный, оборванные снасти сплелись с водорослями. Это было где-то здесь, совсем близко, между рифами и серым песком берега. Обессиленные путешественники ступили на берег и поднялись вверх к подножию сопки. Между дюнами они нашли спасение от ветра и снега. Где-то здесь была последняя береговая каюта командора.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.