Ветер усиливался. Сырой, упругий, он как бы позванивал легонько звездами: это пели телеграфные провода внизу, у насыпи. Оглянувшись, Осип еще раз увидел тех, оставленных им на гребне: один за другим - все трое не спеша, спускались по крутояру к лощине. Вскоре он остался один и мог без помехи рассматривать звезды, прислушиваться к тревожному шуму телеграфных проводов, отсчитывать гулкие удары своего сердца.

Из-за черной стены осинника вырвался ветер, и вместе с гулом, который шел от ветвей, явственно донесся короткий паровозный гудок. Что-то как бы оборвалось внутри у Осипа, ему стало жарко, фонарь в его руке забряцал.

Припав на колени, он долго не мог отыскать коробок со спичками, а, отыскав его, не сразу зажег фонарь. Суровый, предостерегающий окрик паровоза повторился, и почти вслед чащоба осинника наполнилась шумной металлической метелицей: из-за поворота показалась черная, без фонарей, громада паровоза.

Стиснув зубы, весь вытянувшись, не видя перед собой ничего, кроме паровозной трубы, стремительно надвигающейся в багровых клубках зарева, Осип высоко вскинул руку с зеленым фонарем. Винтовка лежала у его ног, зарывшись прикладом в песок.

Слух о том, что эшелон с танками для белых потерпел в эту ночь катастрофу, распространился еще на рассвете по городу. Завод был оцеплен казаками. Солдаты стояли во дворе и у входа в цеха. Шли обыски и аресты.

Около полудня в дверях листопрокатки появилась группа военных.

Впереди других бежал вприпрыжку маленький белоусый человечек с закинутым через плечо пальтецом и тросточкой в руке. Размахивая тросточкой, белоусый карлик весело выкрикивал в сторону невидимой помехи на своем пути «Ретро... ретро!» За человеком, не замечая его, прошагал офицер, затянутый в кожу, при шпорах. Лицо у него было бледное, худощавое, резко очерченное, и на этом восковом лице выделялся алый рубец - от скулы ко рту. Придержав шаг, офицер что-то проговорил на ломаной русском языке, обращаясь к тому, кто следовал вблизи него и в ком рабочие сейчас же признали коменданта города, Тышко-Судковского. За плечом у этого подвигался, вежливо тормозя шаг, капитан Неверов, а за капитаном, придерживая дверку, стоял ротмистр Прокудченко. Пропустив начальство, а за ними - ватагу солдат с винтовками, Прокудченко по-хозяйски прихлопнул двери. Откуда-то сбоку подлетел смотритель инструментального склада Олег Еракин и с лязгом двинул засовом.

Отовсюду бежали молчаливые, пасмурные рабочие, распространяя вокруг едкий запах пота, гари, махорки.

Цех под прямым углом заворачивал у полировки к ремонтной мастерской, и в глубину этого мрачного, в каменных сводах, пролета вслед за солдатами хлынула толпа.

За верстаками у токарного станка и вокруг помоста, заваленного железом и сталью, возились люди, звучал рашпиль, постукивал молоток.

- Встать... - негромко и лениво выронил Тышко-Судковекий, подходя к юному, безусому, скуластому слесарьку; сидел тот на верстаке, свесив ноги, и спокойно что-то прожевывал.

- Встать! - крикнул Прокудченко. Слесарек шумно потянул вздернутым носом и ухмыльнулся не-то растерянно, не-то досадливо, быть может, даже сконфуженно: ведь это на него кричали при народе. Взглянув туда, где молчаливо, стеной, стояли свои, он медленно, продолжая ухмыляться, сполз с верстака и принялся за прерванное занятие: прожевывал хлеб, откусывая от ржаного ломтя, запивал глоток за глотком из жестяной кружки. Кружку держал он цепко в темных, замасленных пальцах, со свежей тряпичной повязкой на указательном.

- Твое имя? - спросил у него Тышко-Судковский, стоя вполоборота к офицеру и одним глазом косясь на того, отчего все в лице коменданта нехорошо двоилось: та сторона, что обращена была к слесарьку, казалась уныло-суровой, а та, какую видел офицер, предупредительно отсвечивала усмешечкой.

- Твое имя? - вмешался капитан Неверов. Слесарек молчал, медленно бледнея, как бы погружаясь на глазах у всех в глухое прозрачное облако. Только из-за распахнутого ворота да дыры на плече по-прежнему жарко просвечивало смуглое, в крепких солнечных ожогах тело.

- Притыкон-с! - воскликнул весело человечек с тросточкой и снизу вверх заглянул в лицо коменданта.

Этот человек, удивительно напоминавший обезьяньими своими ухватками выдрессированное животное, был учитель гимназии Чунин, изгнанный при советах из школы за монархические убеждения.

- Твое имя... отвечай! - дернулся к верстаку ротмистр Прокудченко.

- Кузьма Левченко! - произнес отчетливо голос со стороны, от людей. - Кузька... - добавил кто-то.

- Профессия? - опять спросил, тонко усмехаясь офицеру, Тышко-Судковский. - Слесарь?

- Слесарь... - откликнулся в этот раз сам Кузька.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.