Ниже мы приводим запись рассказа работницы «Трехгорки» Евдокии Степановны Старостиной о том, как Владимир Ильич Ленин приехал в 1920 г. на их фабрику и выступил на первомайском митинге. Евдокия Степановна проработала на «Трехгорке» сорок лет. В 1924 г., в ленинский набор, она вступила в партию. Для верности рассказа тов. Старостина пригласила двух старых своих товарищей по работе: коммунисток ленинского набора Татьяну Егоровну Донцову и Марию Ивановну Васильеву. Когда Евдокия Степановна в чем-нибудь ошибалась или забывала о мелочах, они исправляли и дополняли ее. Старые трехгорцы-большевики Годунов, Косарев, Никифоров добавили к этому рассказу несколько ценных деталей, неизвестных тт. Старостиной, Донцовой и Васильевой. Записал беседу А. Кронгауз. Она включена в сборник «Мы слышали Ленина», издаваемый изд-вом МК ВКП(б) «Московский рабочий».

В тот день было очень тепло... Лето тогда только начиналось, а скучно было на Пресне. Фабрика наша еще не работала после разрухи, очень скучно и тяжело было. И вот в такое время пошел слух среди рабочих с «Трехгорки» насчет субботника, разъяснять начали о первых субботниках, как и почему должны вое плечо к плечу выйти работать. Мы хоть не такие были сознательные, как сейчас, а от людей не захотели отстать - пришли кто в чем мог и строем под музыку двинули на Ходынку на субботник. Сообща легко прошли мы большое расстояние до Ходынки. Кто посознательней, другим доказывал, какая тут соль в нашей работе. Председатель партийной ячейки Горшков сказал, что всем участникам субботника будет выдан особый паек.

На Ходынке валялись колеса от пушек, ломаные телеги, бревна, (железо - все это мы разбирали, перетаскивали, складывали в порядок. Отвыкли мы к тому времени от работы, устали без работы, нажимали очень сильно, хотя друг друга никто не подгонял. Потом песни пошли и пляска, развеселились все и домой с музыкой шли как одна пролетарская семья.

Приходим мы назад к себе, на фабричную кухню, в столовую - на этом месте сейчас театр - и спрашиваем, что было обещано, - угощение - паек. И получаем мы обидный ответ: «Пока вы собирались, угощенья-то и не осталось, не хватило на всех». До нас много народу пришло, и были тут такие, что и на субботник не ходили, а угощенье себе первые оторвали. Поднялся шум. Порядочно нас собралось, шумим, переговариваемся, не хотим слушать, что нам объясняют из заводского комитета. В это время кто-то сказал: «Говорят, Ленин к нам должен придти».

К чему и кем это было сказано, неизвестно, да никто этим словам и не поверил. И в то же самое время подошел к нам тихой походкой небольшого роста мужчина в серенькой кепке, чуть сгорбившись. Воротник у его пальто был поднят. Сначала никто не заметил этого человека, обернулись только на его голос. Он спросил: «Чего вы, товарищи, волнуетесь?»

Посмотрели мы на него: глаза веселые, спрашивает нас спокойно, самостоятельно.

Мы ему объяснили все дело, как обещали нам паек от советской власти и не дали; кто не работал, тот получил, а нам не дали. Он выслушал, сказал, что все уладится, и куда-то ушел. Мы сразу о нем забыли - и опять шуметь. Вдруг выходит на трибуну секретарь райкома и говорит: «Тише, товарищи. Сейчас все международное и внутреннее положение пояснит товарищ Ленин». И в тот же момент выходит на трибуну тот товарищ, что нас опрашивал... «Ленин! Ленин!» - закричали все ораву, и забыли мы про угощенье и про паек, хлопать (начали, кричать «ура»; радостно стало; кричали, хлопали очень громко и долго. Потом стало тихо, и пока Ленин еще не начал говорить, старые работницы закричали: «Нам драгоценно видеть нашего дорогого руководителя трудящегося класса!» И тут опять начали хлопать и кричать «ура», пока Владимир Ильич не поднял свою руку.

Народу к этому времени подоспело очень много, стояли и на полу и на скамейках, и на столы часть полезла. Трудно все вспомнить, что было. Мы тогда только жизнь начали узнавать, темные были, неграмотные, не так все понимали, как сейчас, да и полтора десятка лет прошло с тех пор, так что в точности все не упомнишь. И не так, может, мы вслушивались и запоминали, мак чутьем понимали, что есть слово Ленина, Говорил он сначала, что паек всем отдадут, про Милюкова говорил, про Государственную думу, про Гучкова, кто они такие генералы: буржуи или кадеты, как они обманывали трудящийся народ. Не помню только: в этот раз Ильич говорил о них, или когда в прошлый раз приезжал. Насчет фронта говорил, насчет грабительства капиталистов всех стран. И про Керенского, кажется, тоже. Потом перешел Владимир Ильич к текущему моменту с Колчаком. «Раздавим, - сказал он, - гада и его международных защитников. Буржуи оставили нам худое корыто; золота у нас мало, и нам надо надеяться на самих себя. Надо там много сил потратить, добить белых бандитов, и тогда нам легче станет дышать, строить начнем, спокойно трудиться, о себе больше будем заботиться, дорогие товарищи».

Говорил Ленин просто, рабочим языком, понятно, спокойно говорил, внимательно. В некоторых словах прикартавливал, а так очень чисто говорил. Ладонь он не сжимал в кулак, а перед собой проводил ладонью, где требовалось согласно его речи. И никто не кашлянул тогда, хотя много было среди нас простуженных; и ленинские слова попадал» в самое сердце...

Кончил говорить он неожиданно, секунду тихо было, а потом такой аплодисмент, такое «ура» и радость и крики: «Да здравствует дорогой Ленин!», что он даже будто смущенный стоял; потом пошел, и мы со всех сторон как охрана, одной стеной, и все хлопаем и кричим «ура», пока совсем не уехал товарищ Ленин.

На другой день выдали нам недостающий паек. Бодрее стали все после приезда Ленина.

В скорости стали нас всех работниц собирать на отметку, сказали, что готовится фабрика к пуску; (чистить, мыть общежития стали. После того ходили мы расчищать и убирать цеха, дороги вокруг приводили в полный порядок, приближалось настоящее дело. Фабрика начала работать с двадцатого года, и избавились мы от трудного безделья; отапливать стали общежития; воблу, рис стали выдавать, фунт хлеба в день, и пошли мы с того времени в гору, как говорил Владимир Ильич Ленин.

Продуктов после субботника не получили только опоздавшие, но недовольство было со стороны многих, даже тех, что пришли вовремя. Получилось это вот по такой причине: обещали всем выдать по фунту ситного, по полфунту колбасы или ветчины и по восьмушке конфет. К моменту выдачи выяснилось, что продуктов не хватает на (всех, и норму пришлось урезать: хлеба получилось по полфунта, колбасы по четверть фунта, только конфет запасли, сколько полагалось. Из-за этого все и получилось. Дело было в пятом часу, а в пять надо было начать митинг. На кухне тогда народу было не очень много. Председатель ячейки партии Горшков был здесь, возле него несколько коммунистов, в разных частях помещения были еще рабочие.

Мы сразу заметили Владимира Ильича и просто обомлели от удивления и радости. Он подошел к нам, поздоровался и спросил, как прошел субботник. Горшков сказал, что субботник прошел хорошо, а с угощением получилось неудобно. Ильич сказал, что дело поправимо, и вышел на трибуну. Народу откуда-то появилось очень много: видно, весть о его приезде облетела весь район. Народ начал овацию, аплодисменты, крики «ура». Ильич подождал, пока утихнут, И начал: «Товарищи, поздравляю вас с праздником 1 Мая и извините за непредвиденное сокращение первомайского пайка».

Нам было очень неловко слушать извинение Владимира Ильича, а он продолжал: «Получилось это от того, что на субботник вышло на Пресню 80 тысяч человек - неслыханная цифра. Такого количества людей мы не предвидели». Тут же он обратился к секретарю райкома:

«Колбасы, кажется, сейчас нет, а ситный обязательно выдайте, достаньте и выдайте».

Дальше Владимир Ильич (говорил примерна то, что рассказывали товарищи женщины.

Общий подъем помним, а содержание речи истерлось в памяти, да и некогда особенно было слушать. Надо было заботиться об охране Ильича. На нашей фабрике было много всякой сволочи: меньшевиков, эсеров и прочих. Лучшие рабочие-коммунисты встали тогда у трибуны, готовые ответить ударом на удар. Когда товарищ Ленин кончил говорить, они образовали живой коридор, по которому Владимир Ильич прошел к своей машине. Она стояла в полутьме, рядом со столовой. И вскоре умчалась вверх по улице.

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.