Маршруты бессмертия

22 июня 1552 года пригнал в Коломну гонец от князя Григория Темкина, что сидел воеводой в Туле: «Сам царь (Девлет-Гирей) пришел и приступает к Туле, и иные многие люди воюют, а народ с ними многий и многие янычары турецкие». Иван IV думал недолго, повелел Курбскому идти выручать город, поднял к походу и царский полк.

Не по расчету быстры оказались крымцы. Степи прошли, несмотря на немалый обоз с осадной артиллерией, вороньим лётом, только и задержали войско что тульские засеки – живая рукотворная броня земли русской от Дикого поля. В пути кочевники не грабили, все разорено прошлыми набегами, да и время берегли. Думали взять Тулу первым приступом, ошеломить внезапностью. А там, за Тулой, городов богатых не счесть, хватило бы веревок полонных людей вязать.

Впереди конных отрядов проворно бежали нукеры, рыскали по шляхам глазами, подбирали кованые «ежи», сработанные в тульских кузнях, – страшное оружие против конницы. Но все не выглядишь, и, то и дело храпя от боли, шарахались в сторону обезумевшие лошади с насквозь пронзенным копытом.

В один час опустели посады, не дорожа скарбом, укрылись туляки за стенами кремля – крепости, взяв с собой лишь оружие. И жены пустыми в крепость не шли – у которой цеп к плечу прижат, у которой в подоле камни с обочин, кои валить на врага сподручно. Только псы с глухим рыком метались из пустых дворов под ноги колченогим лошадям, норовя дотянуться зубами до ляжки узкоглазого всадника.

Ох, Тула, Тула, устоишь ли под натиском вражьим, дождешься ли помощи? Ведь у Девлета воинов, почитай, вдесятеро больше, чем людей тульских, даже если жен и детей числить. А уж сколь изведано тобой! Редкий год земли твои не стонали под копытами коней крымских, привычное вроде бы дело – отбиваться от неприятеля, но сей набег опаснее прошлых, такой силой ордынцы еще не наваливались.

Подойдя к городу, Девлет-Гирей не дал войску и часа отдыха, спешил всадников, бросил на крепость, велев не щадить ни старого, ни малого.

Вот запись об этой битве в Географическом словаре Российского государства:

«Июня в 22 день, в первом часу дня (около 4 часов утра по современному счету времени) хан приступил к Туле со всеми людьми и снарядами. Приступ продолжался весь день, били по городу из пушек, пускали огненные ядра и стрелы, от которых в городе многие дворы загорелись. Жители, угасив пожар, столь храбро оборонялись, что неприятель отбит от города, и в первый приступ ничего не успел. Хан, осматривая, что людей в городе немного, и опасаясь присылки от царя войск на оборону, на другой день возобновил приступ к городу с пушками и пищалями... Множество турков и татар легло близ самых стен, в том числе убит и шурин ханский, Камбирдей... Разбитый хан крымский Девлет-Гирей побежал от города в степные места, находящиеся за Тулою (через округу Богородицкую), спасаясь восвояси...»

В никоновской летописи находим мы строки, дополняющие картину разгрома врага. Видя растерянность крымцев у стен после второго штурма, решились защитники Тулы на смелую вылазку. «Вышли из города не только воеводы и воины, но и все мужчины и женщины, восприемшие мужескую храбрость, и младые дети, и многих татар под городом побили... стрелы и зелье многое, на разоренье градное привезенное, взяли православные».

Так еще раз, в 1552 году, постояла Тула за землю русскую, заслонив ее грудью своею от Дикого поля, как и прежде заслоняла. Вскоре после июньского побоища кремль прибрали, залатали стены, укрепив город снаружи валом, в башнях прорубили дополнительные бойницы для ведения навесного или косого боя. Грознее прежнего стала Тульская крепость – центр южной оборонительной линии Русского государства, «непробиваемый щит России».

А ведь невелик был город, если всех его жителей можно было собрать в крепость, имевшую площадь всего шесть гектаров. Но не числом ратников приучен был побеждать врага – мужеством, пределов не знавшим. Селились в Туле люди в основном служилые, война для них была делом привычным; особняком держались мастера кузнечного дела, им в городе раздолье – тут тебе и руда богатая, и черный уголь, и вода быстрая, знай работай. Ну и прочие все не бедовали, те, кто лавки держал, хлеба пек, сукно ткал. Но стоило сигнальщикам донести о приближении врага, вся Тула становилась в один полк. Не хоронились от боя и жены и старики седые, как могли, в ратном деле подсобляли. И детей воспитывали в храбрости, внушая с малолетства, что худший из грехов – трусость на поле брани, высшая доблесть – в бою за отчизну кровь пролить.

Теперь уже, листая те давние страницы истории города, невольно задумываешься – ведь именно там, в глубине веков, и зарождались тот боевой дух туляков, неустрашимость их и стойкость, что изумляли потом Россию и врагов ее.

Не в дальней стороне, не с краю государства стоял этот город, а в самой сердцевине его, на пересечении многих главных дорог, на пути к столице. И потому почти все военные громы, шумевшие над Русью, отзывались и в Туле, потому не ржавело оружие в ножнах тульских ратников, не избывалась их боевая слава. Но сладка и ненавистна была Тула врагам Руси не только тем, что неподъемным камнем лежала на их пути к Москве, но и тем, что уже на пятом веку своей истории стала городом оружейников, арсеналом российским, ее огненным дулом и вороненым клинком.

В 1595 году по царскому указу для «обеспечения служилых людей оружием» за рекой Упой поселили в особой слободе 30 «казенных кузнецов» с семьями, обязав их производить «государево самопальное дело». Кузнецкая слобода в Заречье разрасталась быстро, уж больно ходок был товар, да и сырье недорого – вот оно, железо, бери, добро бы для дела. Ну, а как же не для дела, когда война за войной: то от шляхты надо отбиться, то от своих же лютых бояр, то разбойников степных, шляхи заполонивших, наказать. Только крестьянскую армию Болотникова пустила Тула за свои стены, так то был не враг, а своя же мужицкая рать, за холопскую же правду дравшаяся. Тульским штыком отворял Петр окно в Европу, брали на него и французов под Бородином, изведали тульского железа и турки, и англичане, и японцы, и немцы. Напарывалась на него и мамонтовская конница, били тульским оружием и самого лютого врага – фашистов.

Но не будем спешить. Перелистаем страницы тульской славы в том порядке, как они писались. Прочтем иные отдельные строки этой истории, багровые от крови, соленые от пота.

«Эх, Тула, Тула, самовары вздула. Села Тула пить чаи, души греть рабочей». Что ж, и это было. И бумагу Тула делала не хуже голландской, и сахар сварила первой на Руси. Ну, а позже самовары строила. И гармони. Потому что народ в ней живет мастеровой, на всякое дело гораздый. Так что ж не повеселить душу. Вспомним знаменитого Левшу. Но не самоварной столицей вошла Тула в историю русского государства, а оружейной кузницей. Вошла такими именами, как Яков Батищев, Марк Красильников, Сергей Шелашников, Андрей Нартов, Федор Гайдеров. Чудо-мастера, самоучки, они на многие десятилетия опередили инженерную мысль просвещенной Европы, создав уникальные станки, машины, печи, образцы оружия.

Цепкий глаз Петра I приметил силу и талант тульских умельцев. Да и как не приметить, если тульские пистолеты и фузеи не в пример иностранным, за которые платить приходилось Европе втридорога, осечки не дают и бьют вдвое крепче. Повелел царь в 1712 году «...для лучшего в том деле способу при той оружейной слободе, изыскав удобное место, построить заводы, где можно бы ружья, фузеи, пистолеты сверлить и оттачивать, а полагай и ножи точить водою».

А спустя два года загрохотал, заревел казенный завод, со множеством уже машин, которые приводились в действие мощными водяными колесами. В 1718 году он уже был крупнейшим в Европе, построенный «на два жилья» (два этажа). В 12 кузницах жарко дышали 96 горнов, а над ними точили оружейное железо в 12 мастерских палатах. Но не всем мастеровым людям на заводе места хватало, многие, как и в прежние времена, работали дома, делая казенные заказы, и сдавали свое рукоделье на завод, в сборку.

Сошлись мастера цехами, чтоб удобнее было ремесло друг у друга перенимать и чужой бы глаз не мешал. Замочники отдельно, ствольщики отдельно. Так и пошли в Туле слободки, улицами сохранившиеся и поныне, – Штыковая, Курковая, Заварная, Замочная, Дульная и прочие. И на свадьбах гуляли, и младенцев крестили, и на ратное дело шли слободками. А в слободках, почитай, все родственники – общее дело судьбы людские связывало накрепко.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.