Однажды я прочитал в одной старинной книжке пословицу: «Полно модиться, живи как водится!» И подумал, что ни разу ни от кого ее не слышал. Может, потому, что с течением времени и ростом благосостояния изменилось само понятие моды? В ней видят уже не «изменчивую прихоть», а в некотором роде элемент внешней характеристики человеческой индивидуальности. Понятно, что при такой постановке вопроса роль художника-модельера в обществе становится весьма значительной, интерес к его работе велик.
Если нее спросить у читателей, с кем из современных художников-модельеров им хочется встретиться, думаю, что большинство назвало бы Вячеслава Зайцева.
Высокий профессионализм всегда привлекателен. И всегда интересно приглядеться к его истокам. Поэтому, встретившись с Вячеславом Зайцевым, я, что называется, с ходу спросил:
– С чего же все началось?
– Я родился в Иванове, в семье в общем-то далекой от искусства. Правда, мама и папа в молодости увлекались художественной самодеятельностью...
В школе меня обуяла жажда деятельности, праздничности. Я пел в хоре, танцевал, даже в театр приглашали играть. Возвращаясь домой, встречал во дворе девочек, вышивавших цветы на модных тогда подушечках для иголок – гладью, крестиком... Цветы надо было сначала нарисовать, и я охотно делал это, а бывало, раззадорившись, сам брался за иглу.
После седьмого класса хотел стать военным, но не получилось. И тут одна из вышивальщиц зовет: пойдем в химико-технологический техникум на факультет прикладного искусства, вместе веселей. Пошел. Сдал. На «отлично», что было совершенно невероятно. Через четыре года защитился, тоже с отличием, и был послан учиться в Московский текстильный институт.
Москва ошеломила. Стипендии тогда были маленькие, рассчитывать на помощь из дома не приходилось. Учился и одновременно устроился_ в одну семью «домработницей». В ту пору я много рисовал: копировал мастеров эпохи Возрождения, русских мастеров и древнерусскую живопись, иранские миниатюры, китайские фрески. Там, где по программе требовалось пять копий, я делал до сорока... Остальное время отдавал самодеятельности. Впоследствии, когда я вышел на сцену уже как пропагандист моды, мне это очень помогло – не было, страха перед залом.
В 1962 году вместе с другими выпускниками пришел на Бабушкинскую фабрику спецодежды, где, в частности, был маленький экспериментальный цех. Нас было пятеро, меня назначили старшим.
Опять тяжело – еще на институтской скамье готовился к Дому моделей, уже тогда выполнял работы для международных модных коллекций. А здесь – узкий профиль, горы залежавшегося текстиля, от которого отворачивался потребитель.
Закалкой на будущее стали три года на фабрике. Здесь познакомился с наисложнейшей изнанкой своей профессии, ей обязан первым успехом и многими уроками...
– Первым успехом?..
– Фабрику пригласили участвовать в ежегодном всесоюзном эстетическом совещании по модам. В первый раз. И мы показали там коллекцию моделей. Захотелось с учетом фабричной специфики создать нечто новое для сельских жителей, взяв за основу старинную душегрею, валенки, ватник. Захотелось уйти от будничности, серой линялой стеганки, которая тогда так примелькалась, показать прослеживающееся в истории народного костюма умение русского человека в самой скромной одежде подчеркнуть свой природный оптимизм. Телогрейки мы сделали из простеганных на вате цветных ситцев – декоративных, сочных. Валенки были не серые и не черные, а цветные, с аппликациями.
Показ коллекции выглядел как спектакль. Он, по-моему, многих взволновал, но по-разному. Эстетическая комиссия разгромила нас в пух и прах: это никому не нужно... театр... нежизненно... нереально.
Самолюбие не позволяло мне дальше руководить группой. Я стал работать художником потока, два года создавал модели для цеха. Занимался производством, технологией и даже ценообразованием. С затратами минимальных средств мы реализовали все неликвиды. Продукцию охотно брали лучшие магазины Москвы. Словом, прочно вошел в производственно-творческий ритм жизни, в котором производство пока занимало первое место.
А потом я пришел работать в ОДМО – Общесоюзный дом моделей. Памятуя неудавшийся показ, многие из здешних художников поначалу встретили меня с недоверием. Но совместная работа их переубедила. И я пробыл здесь более четырнадцати лет. Модельером, руководителем группы экспериментального моделирования, заместителем главного художественного руководителя ОДМО. Теперь знаю, что завоевать доверие людей, с которыми работаешь, потруднее, чем, например, зрителя в театре.
Сейчас я – художественный руководитель московского Дома моды, биография которого только начинается. Думаю, что у нашего коллектива есть все возможности сократить дистанцию между творческой лабораторией модельера и теми людьми, для которых мы работаем. Один из путей – показ коллекций с приемом заказов на изготовление одежды по демонстрируемым моделям.
– Кроме того, вы стали преподавать в Московском технологическом институте...
– Наверное, у многих в жизни наступает момент, когда очень важно становится передать другим то, чему выучился сам. И самое лучшее место для этого, конечно же, студенческая аудитория. Но и в этом варианте никак нельзя отрываться от творческой работы – иначе наступит застой. Поэтому я создаю много костюмов для кино, театра и телевидения. И считаю эту работу очень серьезной. Во-первых, любой фильм, спектакль или телепередача, о чем бы в них ни шла речь, косвенно осязательно пропагандируют моду, вкус. Во-вторых, одежда должна оттенять характер действующего лица; времени и места действия. Выполнить эти требования непросто, но зато как они помогают оттачивать мастерство!
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.