Горная цепь висела в воздухе, как фантастический мираж, рельефно высвеченная еще не видным солнцем и отделенная от горизонта прослойкой сумеречной пустоты. Я искал и не мог найти главную гору – Эльбрус.

– Да вот же он, – сказали мне с досадой. – Как ты не видишь?

Видеть я, может быть, и видел. Просто не разглядел, не отличил от «соплеменных гор» – все они были одинаково великолепны.

Через два дня я разглядел его как следует, во всех подробностях. Вячеслав Пометельников, заместитель начальника Северо-Кавказской службы борьбы с градом, летел с инспекцией в Черкесский противоградовый отряд и пригласил меня с собой – в вертолете оказалось свободное место.

Мы прошли километрах в пятидесяти от эльбрусских вершин. Не очень близко, но достаточно, чтобы прочувствовать их подавляющую мощь.

Горы не знают, что они покорены. Знают об этом только люди. Но те, кто впервые покорил Эльбрус, меньше всего хотели покорять и помышляли не о лаврах первовосходителей, а о научных наблюдениях. В Эльбрусе видели они не поприще спортивной славы, а превосходную лабораторию, созданную самой природой.

Ученые не были альпинистами, не были горцами, привыкшими ходить по козьим тропам, и восхождение далось им нелегко.

Но не остался в долгу Эльбрус, вознаградив ученых, редкими по силе впечатлениями.

И вот свидетельство тому – отрывок из воспоминаний академика Купфера, в котором свойственная педантичному ученому математическая точность наблюдений удивительным образом сплавлена с поэтически тонким восприятием окружающего:

«Через шесть часов пути мы достигаем, наконец, границы вечного снега. Представьте себе продолговатое плато на высоте от 8 до 10 тысяч футов над уровнем моря, изрезанное по всем направлениям глубокими ущельями; по середине, по всей длине, тянется хребет живописных, отвесных, крупных скал со снежными вершинами; почти на половине своей длины хребет образует очень широкую, неглубокую впадину, середину которой занимает конус с двумя вершинами, покрытый снегом, и на котором небольшими черными пятнами выделяются наиболее резкие выступы скал. Этот конус – Эльбрус. Мы провели ночь у подножия конуса, на дне, защищенном огромными трахитовыми скалами. Ночь была светлая, я несколько раз просыпался, чтобы насладиться величественною картиной, какую нам представляла эта пустыня скал и снега, освещенная луной...»

В биографии русского физика и метеоролога Адольфа Яковлевича Купфера, в двадцать четыре года ставшего профессором, а в двадцать девять – академиком, многое вызывает интерес и уважение. И путешествия его по всей стране с целью организации обширнейшей сети метеостанций. И многолетняя борьба за создание центрального метеорологического учреждения России, завершившаяся основанием в 1849 году Главной физической обсерватории (которая успешно сейчас работает – Главная геофизическая обсерватория имени А. И. Войкова). И становление службы погоды в России и первые опыты научного прогнозирования опасных гидрометеорологических явлений... Но интереснее всего, во всяком случае, для нас, метеорологов-активщиков, причастность Купфера к предмету нашей специализации – к древней и дерзостной мечте об управлении погодой. Это ведь он еще в 1865 году заявил, что в задачи статистической метеорологии наряду с изучением ущерба, наносимого обществу градом, грозами, наводнениями и т. п., должны быть включены «поиски средств, способных уменьшить силу катастрофических атмосферных явлений».

Свыше ста лет тому назад ученый предсказал нашу работу по воздействию на атмосферные процессы. Он мог бы сам ее начать, но не успел. Скоропостижная и драматическая смерть похоронила вместе с Купфером опередивший время замысел, родившийся, быть может, здесь, на ослепительных эльбрусских склонах...

Склоны тянулись бело-голубой пустыней, завораживающие, как инопланетный пейзаж, необозримые и нескончаемые – наш вертолет летел, летел, и все никак не мог их пролететь – девственно безмятежные, будто не тронутые ледорубом, будто и не ступал по ним окованный башмак, будто не покоряли их за полтора столетия тысячекратно.

Одно из покорений – в феврале сорок третьего года – останется в народной памяти...

Воспоминания об этом восхождении уже легенда. Рассказанная очевидцами, записанная журналистами, воспетая в стихах и песнях и снятая на кинопленку. Добавим к ней несколько строк из неопубликованного документа:

«Около месяца у нас ушло на выполнение приказа командующего фронтом – снять фашистские флаги с самой высокой вершины Кавказа и установить там советские флаги. Так много времени потратили потому, что ждали под вершиной, на высоте 4200 м, кинооператора, а потом пережидали ужасные бураны. Затащили кинооператора на веревке на вершину, скоро, наверное, увидишь меня в кино, он снимал нас и наверху, и в Тбилиси, на приеме у командующего, наградившего нас медалями «За отвагу». ...Беспокоит нога, ходил на вершину с растянутой связкой, но дошел не хуже остальных... Оператор сказал, что кино о восхождении в первую очередь отправят за границу. Фашисты всюду раззвонили, что установили свои флаги на самой высокой точке Европы, теперь мы им утерли нос...» Это отрывок из письма альпиниста-разведчика Николая Персиянинова жене. Он сражался в сорок третьем на Кавказе, погиб в апреле сорок пятого в бою под городом Лослау.

По странной прихоти судьбы здесь, на эльбрусских склонах, пересеклись крутые жизненные тропы двух людей, связанных общими идеями и помыслами, – пересеклись, конечно, символически и лишь в пространстве, ибо во времени их разделяло чуть ли не полтора столетия... В одной из групп военных альпинистов, штурмовавших Эльбрус в памятную зиму сорок третьего года, шел офицер, которому впоследствии довелось выполнить существенную часть работы, предсказанной когда-то Купфером. Он посвятил этой работе много лет, сделал весьма серьезные открытия и результаты их использовал на практике. После чего мог с полным правом заявить:

– Мы сумели вмешаться в естественный атмосферный процесс и повернуть его по своему усмотрению.

Это был лейтенант Георгий Сулаквелидзе, друг лейтенанта Николая Персиянинова.

Он вернулся к Эльбрусу после войны. Вернулся для работы над проблемой, относящейся, по словам академика Е. К. Федорова, «скорее к области фантастики, чем к науке». Речь шла об управлении погодой. А точнее – о борьбе с градобитиями, опустошавшими поля и виноградники Северного Кавказа, Краснодарского края, Ставрополья.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.