Мальчик на качелях

Логвинов оттолкнулся от дерева и коротким броском пересек освещенное пространство между домом и беседкой. За ним последовал я. Прижимаясь к прохладной кирпичной стене, мы добрались до открытого окна кухни. Я взобрался на подоконник, спрыгнул вниз, на ощупь, пока глаза привыкали к темноте, стал пробираться к ванной комнате.

Скрипнула дверь. Стал различим огонек сигареты. и я уже более уверенно пошел на него.

– Сейчас включу свет, – предупредил кто-то.

Под высоким потолком загорелась тусклая пятнадцативаттная лампочка. На краю ванной сидел Сотниченко, а у двери стояли Логвинов и молоденький сержант в серой милицейской рубашке.

– Все готово. – Сотниченко протянул мне несколько сколотых скрепкой листков бумаги. – Почитаете?

«Заключение – это хорошо, – подумал я и потрогал дыру в пиджаке. – А вот за костюм жене отчитываться придется. Это факт».

– Ты когда научишься говорить по телефону? – спросил я у инспектора, чтобы подпортить настроение и ему. Но мое замечание не привело его в трепет.

– Да вы не беспокойтесь, Владимир Николаевич, – невозмутимо улыбнулся он. – Эксперты – народ беспокойный, но ни одна живая душа их не видела, будьте уверены.

Это было что-то новое. В следующий раз попробую спросить его об экспертах, может быть, тогда он пообещает с умом выбирать телефонные будки?

– Ладно, с тобой спорить... – Я махнул рукой. – Слушайте внимательно. Как договаривались, каждый действует автономно. Логвинов отвечает за прихожую и комнату Юрия. Сотниченко со своими людьми – за комнату профессора. Как с кухней?

– Порядок, – заверил сержант. – Черная штора на окне. Полная звуковая и светоизоляция.

– Понятых, врача, криминалиста – в кухню. Пусть ждут там. Я беру на себя комнату Елизаветы Максимовны. Все ясно?

– Ясно, – вполголоса ответили присутствующие.

– Теперь главное. Кто бы ни вошел – задерживать только по моему сигналу. Вы поставили дополнительный свет в прихожую? – спросил я у Сотниченко.

– Две пятисотваттные лампы. Включаются из вашей комнаты.

– Значит, сигнал – свет в прихожей, – закончил я. – Все свободны.

В ванной погас свет, а когда я снова зажег его, никого уже не было. Присев на край раковины, я взялся за заключение. Минут через десять сложил его пополам, сунул в карман своего рваного пиджака, щелкнул выключателем и вышел в прихожую. Пришлось подождать, пока глаза начали различать смутные плоскости стен. Вскоре я обнаружил торчащую из дверного проема голову Сотниченко, а в метре от себя – контур фигуры сержанта. Можно было идти на пост.

В комнате Елизаветы Максимовны я направился к старому плюшевому креслу, намереваясь устроиться в нем, но натолкнулся на чьи-то литые плечи.

– Это я. – сдавленным шепотом сказал владелец чугунного тела – инспектор Рябов. И привстал, чтобы уступить место.

Я усадил его обратно и, втайне удивляясь тому, как безошибочно работники уголовного розыска находят самые удобные позиции, опустился рядом на скатанный в толстый рулон ковер.