1

Автобус пьяно качался. Без всякой надобности он так шарахался из стороны в сторону и так подпрыгивал на вспучинах и глубоких трещинах асфальта, незаметных на эдаком бегу кочках и ямах, что для полной схожести с лихим гулякой, которому море по колено, ему оставалось только затянуть удалую. Да, собственно, мотор и тянул во все горло, выжимая из себя остаток силы, но не веря, что ее больше нет.

То ли к вечеру шофер спешил разделаться с очередным загородным рейсом, то ли Виктор Степанович сверх меры набегался по городу, намаялся и теперь едва стоял со своей сумкой, заметно клонящей его вбок. В щели между пассажирами он с трудом достал спинку ближнего сиденья и отчаянно схватился за ее угол. Кто-то тут же надавил, чуть не вывернув локоть в сторону, не предусмотренную малоповоротливой природой, но Виктор Степанович не поддался и спинки не отпустил. Потихоньку все соседи смирились.

А через час людей раскидало по разным сельским остановкам, и в железной коробке автобуса если не опустело, так поредело. Даже окна обнажились. На закате в них зарозовел лес, и контуры березовых листьев потемнели от этого не своего цвета, очень теплого, хоть и короткого, и обрисовались четче, будто приблизились. Виктор Степанович старательно вглядывался в лес, потому что любил его. неисчерпаемо, бездонно ласковый, и потому что ему надо было отвлечься. Локоть ничего, его больше, хоть и нечаянно, не выламывали, задышалось проще, а вот нога – та заныла вовсю, хоть стой, хоть падай, как шутит дочка. А серьезно говоря, – хоть кричи. Но он молчал, потому что ничего не поправить.

Она мучила с тех далеких-предалеких дней, когда рядом с их минометом вдруг засвистело, грохнуло, и подносчика подкинуло в воздух, высоко. Рассказывали, он полетел, простирая руки крыльями. «Точно птица!» Так леталось во сне. А это было наяву, правда, уже без сознания. Шлепнулся на сырую землю весеннего оврага и, разбрызгивая грязь, веретеном закрутился вниз по склону. Госпитальный врач сказал: приземлись на ровное, отшибло бы все нутро, начиная с сердца, а так, дескать, вышла какая-никакая амортизация. Он еще воевал после и дошел до Бреслау. где во время уличного боя его ранило, одной пулей, куда легче, чем первый раз, когда была и контузия, а из ноги долго вынимали осколки чужого снаряда и своих костей. Вторая рана совсем забылась в житейской круговерти, а первая – нет, не оставляла до сих пор, садилась в автобус, ехала, учила терпению до конца. И он учился, терпел.

Лес стал тихо меркнуть, хотя где-то далеко-далеко из-за него еще выстреливали в небо солнечные лучи, но он был такой огромный, что этого света, устремленного только ввысь, на него уже не хватало...

– И дача будет твоя?

– А чья же?

– А невестиного папашу куда? Он ведь еще шустрит.

– Шустрит, пока дает гастрит.

Зашипел какой-то угодливый, слюнявый хрип вместо смеха.

По давней привычке Виктор Степанович никогда не вслушивался в чужие разговоры, даже если их вели вблизи, а сейчас он еще гадал, что там, за лесом, куда закатилось солнце, уже не первый год живет за городом, а не побывал и не рвался туда, за лес, вдруг что-то заурядное, скучное или ничего, лучше пусть остается тайна, так думалось, и до судороги в глазах болела проклятая нога, но эти негромкие слова вторглись в его сознание. Оттого, видно, что автобус давно вез тишину, к гулу мотора пассажиры привыкли и устало ехали, занятые своими мыслями и книгами, а многие дремали всерьез, увлеченные снами, часто бывающими занятней жизни.

Он перевел взгляд на сиденье, за спинку которого держался. Его уютно занимали молодой человек в куртке из вызывающе блестящей искусственной кожи, в фуражке «Аэрофлота», при отсутствии еще чего-либо лётного в наряде. неожиданной на этой голове, щедро осыпанной белыми кудрями, и худосочный парень, почти мальчишка, весь в длинных локонах, как у французского пажа давних пор. Мнимый летчик с сиятельной кокардой был неподдельно красив, спокойствие, приправленное иронией, так что непонятно было, может быть, он все время шутит, царило в его глазах, больших и темноватых, он и пажу отвечал с иронией, а тот облизывал губы, будто его кормили чем-то особенно вкусным, снова фыркал от радости, что у него такой друг, который держится с ним на равных, и спрашивал:

– Считаешь, с папашей не придется долго мыкаться?

– Не знаю. Пока он мне даже пригодится.

– Чем?

– Возьмем машину без очереди. Фронтовикам выделяют.

– А у тебя уже вся сумма на старте?

– Он добавит.

– В принципе бывшие фронтовики – не банкиры.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• …
• 13
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.