Итак, стою я у ворот, за которыми начинается...
– Нет, – качает головой миловидная женщина, – вы уже стоите на территории хлебоприемного предприятия. Видите перед воротами двухэтажное здание? Это контрольно-визировочная лаборатория. А я там начальницей. Зовут Татьяной Ивановной. Фамилия – Солнышкова... Прежде чем машина пойдет на разгрузку, она непременно остановится около лаборатории.
Лаборатория – это сердце зернохранилищ, которое гонит по их артериям хлебные потоки. Отсюда берет начало долгий и весьма сложный путь зерна по транспортерам и нориям в очистители (сепараторы) и сушилки, складские помещения и вновь, если потребуется, сушилки, накопители и выгрузные бункера. А затем в вагоны и автомобили, которые повезут золотые россыпи хлеба на мукомольные и комбикормовые комбинаты. Здесь, в лаборатории, в страдные дни жатвы наиболее отчетливо слышен пульс зернохранилища – горячий и учащенный. Очень это важно – точно определить качество зерна. Скрупулезный анализ дает ответ, как и где его разместить и хранить, каким образом рассчитаться с хлебосдатчиками. Известны, скажем, два вида пшеницы: мягкая и твердая. Из мягкой пшеницы готовят кондитерские изделия и пекут хлеб. А наиболее ценная твердая пшеница идет на производство макарон, вермишели и круп. За высококачественные твердые пшеницы хозяйство получает 65 – 100 процентов надбавки к закупочной цене. Кроме того, разные типы пшеницы требуют различного режима хранения.
Тип пшеницы опытные лаборанты могут определить по внешним признакам, так сказать, визуально. А для того чтобы оценить другие качества зерна, необходимо прибегнуть к помощи специальных приборов.
Представим, что мы попали в лабораторию в обычный день уборочной страды. Обычный – это значит, одна за одной подкатывают к зданию машины, визжат тормоза, кто-то нетерпеливый сигналит так, что в ушах стоит немыслимо пронзительный вой, солнце плавится, растекается бесформенным желтком по небу, и мокрая от пота рубашка липнет к телу; лица и руки шоферов и лаборантов покрываются пшеничной пудрой, и от этого все они напоминают усталых цирковых клоунов. Девчонки челноком снуют по комнате, что-то кричат, высунувшись в окно, передают друг другу пробы с зерном и накладные, торопливо строчат в них, колдуют у приборов.
Рабочий день катит своим чередом. Каждый лаборант выполняет одну-две операции: без специализации и здесь не обойтись. Одновременно обслуживаются два потока автомашин. Идет формирование среднесуточных образцов. Но прежде нужно оценить качество поступившего хлеба с тем, чтобы не мешкая направить машины к определенным точкам разгрузки.
Визировщица Алла Саврова забирает накладную из рук шофера и включает механизм пробоотборника. Норийные щупы (цепи с ковшами) погружаются в зерновую массу. Для более объективного анализа выемка зерна ведется в четырех – восьми точках – в зависимости от размеров кузова. Если зерно поступает из хозяйства однородное, оно тут же смешивается. Полученная масса – до 16 килограммов – называется исходным образцом. Из нее выделяется два килограмма – средний образец. Он тоже делится на несколько частей (навесок), которые разбирают лаборанты для проведения различных анализов.
Так вот, Алла Саврова, открыв путь зерну в хранилище, передает накладную своей подруге Оле Кузнецовой. Обе они горожанки, работают на станкостроительном заводе, но вот уже несколько лет каждую страду приходят на помощь хлебозаготовителям. (Кстати говоря, в этот период штат лаборатории разрастается почти в пять раз.) Работают девушки сноровисто, к хлебу относятся уважительно. Оля как заправский лаборант может точно определить тип зерна. А Люда Филатова на специальном приборе проверяет, не заражено ли оно. У Таси Арслановой задача несколько посложнее: она определяет на влагометре влажность, придирчиво смотрит, нет ли в хлебе вредителей. Знать это важно, иначе не избежать порчи зерна. По данным комиссии по продовольствию и сельскому хозяйству ООН, небольшие клещи и жучки уничтожают в течение года во всем мире (имеется в виду при хранении) столько хлеба, что им можно прокормить все население Африки.
На этом предварительный анализ качества зерна заканчивается. Старший лаборант Мария Марковна Скрынникова заносит данные в огромную книгу-турникет, глядя в которую без особых трудов определишь, какое зерно сдает то или иное хозяйство, подписывает накладную и возвращает ее шоферу. Все операции заняли ровно минуту.
Николай Павлович Шарин наслаждался неторопливым хождением по кабинету. Директор хлебоприемного предприятия смаковал каждый шаг. Медленно, расслабленно опускал ногу, проверяя, прочно ли она стоит на полу, и только потом, с ленцой, с восхитительным блаженством на лице, отрывал другую. Все это походило на какую-то детскую затею.
– Мне ведь в основном бегать нынче приходится, – перехватив мой недоуменный взгляд, сказал Николай Павлович. – Хлебозаготовки – такая карусель. Редкие минуты в кабинет заглядываю. А как зайду, повалюсь в кресло, отдышусь, а потом хожу, хожу...
Да, хозяйство у Шарина сложное, беспокойное. Зерно – живой организм, и нужен четкий контроль за его состоянием.
На Оренбургском хлебоприемном предприятии действует дистанционная система автоматического контроля температуры зерна в хранилищах. Сотни датчиков, опущенных в зерновую массу, фиксируют ее состояние. Оптимальная температура в хранилищах в зимнее время от минус пяти до плюс десяти градусов. При таких условиях замедляются жизненные процессы, и зерно дольше хранится. Колебания температуры передаются на релейные блоки, которые несут информацию на пульт управления электронной установки МАРС-1500. Если требуется охладить зерно, автоматически включаются специальные устройства, и происходит активное вентилирование массы. Для этого склады оборудованы устройствами активного вентилирования и аэрожелобами.
Но зерно надо не только сохранить в целости, но и улучшить его качества, довести до высоких товарных и посевных кондиций. Четыре сушильно-очистительные башни общей мощностью 140 тонн в час в дни страды пышут жаром. На сепараторах отсеивается примесь. Режим огневой сушки, которая ведется прогрессивным рециркуляционным методом, тоже должен быть строго выдержанным: пересушить зерно значит потерять клейковину.
Круглые сутки ползут вверх-вниз труженицы-нории, захватывают зерно ковшами, перемещают его из сушилки в склады и в разгрузочные бункера. Но случаются и неожиданности...
Дело было в декабре, под вечер. Заканчивалась смена. Дежурные слесари Михаил Крапивин и три Николая – Леонтьев, Дорохин и Мезенцев уже помылись в душе и собирались домой. В раздевалку влетел запыхавшийся главный инженер хлебоприемного предприятия Сергей Цыкало. Обвел всех взглядом и выдохнул:
– Беда, ребята, оборвалась лента нории в сушилке. Там завал зерна. Выручайте...
Каждый из четверых знал, что работенка эта не из легких, обычными темпами за неделю лишь можно управиться. Но не было у них этой недели. Заканчивалась вторая хлебная страда: зерно с открытых площадок перевозилось в складские помещения. Мешкать было нельзя ни минуты – хлеб мог испортиться. А вынужденное безделье сушилки в течение недели – это 5 – 6 тысяч тонн непросушенного зерна, которое нельзя положить на хранение. Каждый из них мысленно подсчитывал убытки. Молчали...
– Пошли, мужики, – буднично произнес Крапивин и стал стягивать чистую одежду. Четверо ушли в темноту, ушли в тридцатиградусный мороз. Зашли в башню, огляделись и присвистнули. Ленту с ковшами завалило толстым слоем зерна. Надо было брать лопаты и расчищать его. А в башне особо не развернешься. Надели рукавицы и взялись за дело. Пар скоро шел от них клубами.
– Вот банька так банька, – удивлялся самый молодой, Колька Мезенцев, – а мы, дураки, душ принимали...
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.