Гром умирал. Он лежал в тени невысокой арчи на заботливо расстеленной солдатской гимнастерке. Узкая черная морда его покоилась на вытянутых передних лапах, а подернутые желтой пеленой зрачки смотрели в одну невидимую точку. Чуть поодаль от собаки молча стояли пограничники – все, кто оставался в то время на заставе. Рядом с Громом прямо на песке сидел только один человек – ефрейтор и плакал. Умирала его собака. И он, вожатый, ничем не мог ей помочь – рана была смертельной.

Грома хотели было забрать в отряд, в машине было место. Но ефрейтор покачал головой: «Он все равно не выдержит дороги». На той же машине увозили человека, который смертельно ранил Грома в грудь, но так и не смог сбросить с себя вцепившуюся мертвой хваткой в его плечо собаку. Это был матерый враг. Девятый нарушитель Грома. И последний. Но девять задержанных врагов – это совсем неплохой счет для собаки.

Гром прожил на заставе пять лет. Он сменил трех хозяев и каждому из них служил самоотверженно. Впрочем, он служил не хозяину, а делу. Гром ощущал себя полноправным бойцом заставы и видел в своих вожатых командиров. Они делали вместе одно дело – охраняли границу. В этом был смысл всей его собачьей службы и жизни.

Нельзя сказать, что жилось Грому на заставе безмятежно. Редкую ночь ему удавалось провести в своем вольере; он выходил на службу в любую погоду и работал наравне с людьми. Но он привык к своей жизни – привык к тревогам, к работе по следу, к скрипу горячего леска, к летнему зною и зимним ветрам. Ему даже нравилась такая его жизнь, и он ее не променял бы на другую. Хотя нельзя сказать, что ему везло.

На третьем году службы Гром был ранен при задержании нарушителя. Пистолетная пуля вырвала у него кусок легкого. Месяца два он не мог пробегать сразу больше километра, задыхался. Потом поправился, пошел на службу. Спустя год во время обхода участка его укусила кобра, и Грома спасло только то, что у его вожатого оказалось в сумке противоядие.

После каждого очередного задержания вожатых Грома поощряли, даже давали отпуска. Гром же не требовал себе ничего. Впрочем, нет, требовал... Чтобы ему верили. Чтобы с ним считались. Однажды он без команды сошел с пограничной тропы и принялся разгребать песок. Вожатый позвал его, Гром продолжал работать. Вожатый позвал еще раз, собака подошла и тихонько взяла хозяина за рукав. Гром требовал, просил, чтобы сейчас послушались его. И пограничники пошли за Громом.

В тот день собака вырыла из песка два десятка гусей, застигнутых песчаной бурей. Половину из них удалось спасти. А в другой раз Гром таким же образом спас джейраненка. Словом, у него были и свои радости.

Его любили, позволяли разгуливать по заставе. Знали – дома, среди своих, он делался ручным и даже заигрывал с детьми начальника заставы. На работе – дело другое, там не до игр...

Когда тело овчарки свела последняя судорога, начальник заставы, немолодой уже капитан, снял фуражку и отвернулся. Но прежде чем уйти, он приказал старшине заставы выдать для Грома байковое одеяло и простыню и зарыть его поглубже рядом с заставой.

– Это была настоящая пограничная собака, – произнес тогда капитан. – Гром жил как солдат. И погиб как солдат.

Такова немудреная история Грома, пограничной собаки, которая погибла в схватке с нарушителем на одной из среднеазиатских застав. Историй, подобных этой, можно рассказать множество. Можно, наверное, найти даже более героические, чем эта. Но Грома я знал. Это был большой, широколобый пес с черной спиной и серыми боками, одно ухо у него было прокушено еще со щенячьего возраста, и кончик его болтался лоскутком. Гром штатских не любил и поначалу держался со мной холодно, но после совместной десятикилометровой прогулки оттаял, даже похвалил меня в конце пути (повернув ко мне морду и вильнув хвостом) за то, что я не отстал и не лез куда не надо.

А спустя два года судьба привела меня в один из среднеазиатских городов, где размещается старейшая в стране школа инструкторов служебных собак и собачий питомник. Совершенно случайно я узнал, что Гром родился и прошел свои пограничные университеты именно здесь.

Разные есть собачьи школы. Есть школы, где животных учат – и небезуспешно – искать природные ископаемые, вести милицейский розыск, служить поводырем незрячего человека, выслеживать зверя и ходить в упряжке. Все это одинаково нужно. Но школа пограничных собак – особого рода. Здесь воспитывают собак-бойцов, собак-часовых, собак, которые делят с людьми ответственность за покой Родины, за неприкосновенность ее рубежей. Это очень нелегкая и опасная работа – охранять границу. И пока что, при всем совершенстве техники, заменить на границе собаку нечем. Но какое же непростое дело – подготовить настоящую пограничную собаку!

Мы идем с начальником питомника капитаном Николаем Егоровичем Шелаботом мимо забранных металлической сеткой площадок молодняка. Жарко, на капитане насквозь мокрая гимнастерка. Завидев нас, щенки бросаются навстречу, тыкаются влажными мордами в сетку, отталкивая друг друга.

– Детский сад, – улыбается Шелабот, – их недавно разлучили с матерями, привыкают к самостоятельности. Мы для них – развлечение.

Он входит за сетку. Собаки с визгом и лаем окружают капитана, покусывают за голенища сапог. Шелабот садится на корточки:

– Хорошо, ребята, так мне, так... Это помет Волги, девять штук, все как на подбор, серьезный народ.

Вообще-то надо было начинать рассказ о питомнике с родильного дома. Да, есть и такой. Но мы туда не пошли, там блюдется полная стерильность, да и не стоит лишний раз волновать как будущих, так и уже состоявшихся матерей.

Учеба начинается в питомнике рано. Как только щенки твердо встанут на ноги. Первые уроки – знакомство с окружающим миром: с лесом, горами, пустыней, рекой, цветами, луной и машинами, с дождем и полной темнотой. Постепенно учеба усложняется – собаки учатся преодолевать ров с водой, ходить по буму, ездить в машине, не бояться выстрелов, ползать, замирать в неподвижности, маскироваться, наконец, работать по следу, задерживать нарушителя...

Методы обучения разные, каждый пес требует чуть ли не индивидуального подхода. Один на каком-то этапе дрессировки прекрасно идет по следу в тени, но терпеть не может работать на солнце, другой – наоборот. Один без страха бросается на двоих вооруженных нарушителей, но панически боится пауков, другой не боится пауков, но слишком мягко обходится с нарушителем. Один легко берет след шестичасовой давности, другой – только свежий. И так далее. А надо, чтобы все работали одинаково хорошо и бесстрашно, в жару и в холод, в песках, в горах, в воде и в лесу.

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.