Мудрость правды

– Вот там, – показывает Тудэв на какие-то строения у горизонта, – сомон Баяндэлгер, родина нашего Нацагдоржа.

Я стараюсь мысленно перепостись в эти места на семьдесят четыре года назад, когда где-то здесь, может, у подножия вон того плоского холма, в такое же неуютное предзимье в юрте бедного тайджи Дашдоржа родился сын, которому суждено было стать одним из выдающихся строителей культуры новой Монголии.

Тайджа – что-то вроде мелкого сельского дворянина. Благодаря своему сословному титулу Дашдоржу удалось научиться грамоте. Он и сына учил грамоте, сколько мог. Но со смертью жены хозяйство его пришло в упадок. Когда умерла мать, мальчику было семь лет. Мне кажется, в своем знаменитом эссе «Сын старого мира» Нацагдорж писал о себе:

«Он рано осиротел, с детства вынужден был батрачить то в одном, то в другом аиле своего кочевья, и жизнь уже ничего хорошего ему не сулила. В трескучие морозы он сторожил табуны лошадей, а в летнюю жару пас овец. Дни его текли не веселее, чем дни тарбагана, который с осени погружается в спячку и выползает только весной. Он думал, что нет правды, кроме той, что в словах дедов и отцов, и нет земли, кроме той, где пасется его скот».

...В центр аратского объединения имени Нацагдоржа мы добрались под вечер. Несколько каменных, не выше двух этажей зданий: клуб, школа, магазин, детский сад, больница, столовая. С десяток сборно-щитовых деревянных домиков. В одном из них правление.

Сидим в кабинете председателя правления товарища Намжига. Он рассказывает о хозяйстве: в объединении 2600 жителей, 260 тысяч гектаров земли, из них 5 тысяч обрабатываемой, более 30 тысяч голов скота. Семья вправе держать в личном пользовании до 50 голов скота.

В среднем на семью выписывается от 5 до 8 названий газет и журналов. В клубе библиотека на 10 тысяч томов, кино 3 – 4 раза в неделю. В школе спортзал. С 1982 года можно будет принимать телепередачи из Улан-Батора...

Я слушаю, записываю, с любопытством оглядываю кабинет. Стены, обшитые древесностружечными плитами. Лампы дневного света. Радиоприемник и проигрыватель. На полках папки с бумагами, Собрание сочинений Ленина. Над председательским столом портреты Сухэ-Батора и Нацагдоржа.

Нацагдоржу на портрете не более двадцати пяти – двадцати шести лет. Худощавое, удлиненное книзу лицо. Тонкий, слегка вздернутый нос. Из-под шляпы, щеголевато, наискосок надвинутой на лоб, – мудрый, с хитринкой, и одновременно задумчивый взгляд. Сквозь широкий ворот одноцветного дэла проглядывает белая европейская рубашка с галстуком. В левой руке зажата трубка. Таким он остался навсегда в народной памяти. Ему был 31 год, когда на ночной улице Улан-Батора перестало биться его сердце. Быть может, окажись в ту минуту поблизости люди, трагедии и не случилось бы. Кто знает...

Когда возникла в Монголии пионерская организация, Нацагдорж стал ее первым руководителем. Затем вместе с будущим академиком и писателем Ринченом и другими молодыми монголами (всего их было восемнадцать человек) учился в Ленинграде. Он вернулся на родину широко образованным человеком, с блестящим знанием восточной и европейской культур, свободно владеющим несколькими языками. 30-е годы – время стремительного творческого взлета поэта. Трудно даже представить себе, какие открытия ждали его впереди, если и сегодня, уйдя из жизни тридцатилетним, он продолжает оказывать мощное влияние на литературу Монголии.

Товарищ Намжиг напоминает, что нас ждут в школе-восьмилетке. Она также носит имя Нацагдоржа. На улице мороз и ветер, а ребята встречают возле школы без шапок, в пионерской форме. Пытливые глаза, приветливые улыбки. Сначала нас ведут в мемориальную комнату Нацагдоржа. Здесь с десяток увеличенных фотографий самого поэта, его родных и близких, книги, отчеты о пионерском соревновании, знаки побед, одержанных учениками в спорте и труде. Осматриваем кабинеты русского языка, биологии. Беседуем с учителями. Завершает встречу небольшой концерт самодеятельности, в котором русские стихи и песни соседствуют с песнями и стихотворениями Нацагдоржа.

И я думаю о том, что Нацагдорж мог бы сейчас сидеть рядом с нами, слушать этот импровизированный концерт, смотреть на внучат своих – здоровых, крепких, не ведающих от рождения, что такое голод и бедность, окруженных неусыпной заботой не только своих близких, но и государства, счастливых ничем не ограниченными возможностями развивать и применять в труде свои способности и таланты, уверенностью в будущем.

Как сказал Намжиг, объединение переживает второе рождение. В июне 1980 года было принято правительственное решение о превращении его в специализированное подсобное хозяйство для снабжения строящегося поблизости города и угольного разреза Баганур мясом, молоком и овощами. На цели переустройства государство выделило 5 миллионов тугриков. Хозяйство укрепляется кадрами. Сам Намжиг приехал сюда недавно. До этого 20 лет проработал в других аймаках, был удостоен высокого звания Героя Труда.

Баганур возник в ночной степи вначале свечением неба над горизонтом, затем многоэтажьем залитых электричеством кварталов, где и теперь в свете прожекторов двигались башенные краны и ни на минуту не нарушался рабочий ритм стройки, улицами в шпалерах мощных оранжевых светильников, прямым, как взлетная полоса, шоссе.

Ночевали в рабочей гостинице на пятом этаже недавно законченного дома, а утром началось знакомство с городом.

– Угольное месторождение Баганур, – рассказывал генеральный директор строительства Дондов, энергичный молодой инженер, несколько лет возглавлявший ревсомольскую организацию монгольских студентов, обучающихся в СССР, – было открыто в 1974 году. А в феврале 1978 года сюда пришли строители. Баганур будет четвертым по величине и значению городом в республике. Запасы угля в разрезе оцениваются в 600 миллионов тонн. Если брать только самый «легкий» уголь из верхнего пласта (а это 300 миллионов тонн), то при проектной мощности разработок – 6 миллионов тонн в год – запасов хватит на 50 лет. На этой основе планируется построить ГРЭС с переброской части энергии в Сибирь, завод по переработке металлолома, кожевенно-меховую и швейную фабрики.

Баганур задуман как первый в Монголии безъюртовый город. Уже сейчас в черте города и на десять километров вокруг нет ни одной юрты. Строительство жилья идет опережающими темпами. В проекте второй очереди дома в 9 и 16 этажей. Участки под них уже отведены.

Мы ездили по строящемуся городу, и я вспоминал виденный перед этим в Улан-Баторе фильм о ревсомоле, где были документальные кинокадры, снятые в начале 30-х годов на строительстве первого монгольского промкомбината. Какой гигантский шаг сделан за послевоенные десятилетия! Чем могли мы тогда помочь Монголии? Не столько, пожалуй, техникой, сколько руками. А на строительстве Баганура главенствуют инженерная мысль и техническая мощь. Из огромных железобетонных конструкций машины-богатыри буквально на глазах возводят циклопические сооружения промплощадки, базы проминдустрии, коммунально-бытовой зоны, которые отстоят от жилых кварталов на расстояния, учитывающие Розу Ветров, – чтобы воздух в городе был чистым, чтобы жить в нем было удобно и хорошо.

Один плакат у дороги запомнился: «Соседство нам дано, дружбу куем мы сами». На строительстве занято четыре тысячи советских специалистов. К пуску разреза им надлежит подготовить 600 монгольских рабочих и техников. До училища многие жили в отдаленных сельских аймаках. Для них переселение из юрт в современный многоэтажный дом – революция. Но есть уже и такие, что приехали в Баганур из Дархана и Эрдэнэта. Родители их – рабочие. И это, пожалуй, факт исторического значения. В Монголии, не знавшей до революции промышленных рабочих, рождается второе, потомственное поколение рабочего класса, наследующее от матерей и отцов привычку к новому жизненному укладу, новые трудовые навык, новый строй мышления.

С Лодонгийном Тудэвом мы впервые познакомились в Москве на Первой международной встрече детских и юношеских писателей. Тогда он был заместителем председателя Союза писателей МНР. Запомнилось его страстное выступление в защиту детства от грязных рук империалистических дельцов, приносящих в жертву бесчеловечному бизнесу не только души, но и сами жизни маленьких граждан планеты.