Целый час ушел на возню с дырой. Он заложил ее оставшимися обломками кирпича, наскоро замазал разведенным на воде алебастром и на всякий случай придвинул к стене кровать. Оставалось подклеить к двери бумажку. Как ни старался, получалось заметно, надорванные края топорщились, не приставали к дереву. Времени оставалось совсем мало. Он вынес из комнаты стул, поставил на него табурет и, забравшись вверх, выкрутил из патрона лампочку...
Четыре дня прошло после выезда на место происшествия. И все четыре дня, вспоминая свою позорную слабость, свое граничащее с полным признанием вины поведение, Красильников не находил себе места. Что-то изменилось и в отношении к нему следователя. Только раз, на следующий день после выезда, тот вызвал его к себе, но не строил, как обычно, ловушек, не ловил на противоречиях, а ограничился уточнением малозначительных деталей: спрашивал о лампочке, о Щетинниковой, о ссоре с тестем, о времени его ухода. За всем этим что-то стояло: не то формальности последней стадии следствия, не то подготовка к последнему, решающему разговору.
Сейчас, в считанные минуты перед встречей со Скаргиным, ему вспоминался последний разговор в волонтировском флигеле в ту роковую ночь с восемнадцатого на девятнадцатое, разговор, крепивший зыбкую почву его надежд...
Началось с угроз. Жора затащил его в комнату, швырнул на диван, придвинулся, дыша перегаром:
– Ты что же, падла, в прятки со мной играешь?! Кровь пущу!! – Он схватил со стола кухонный нож, придвинул острие к горлу. – Где сейф? Говори, гаденыш, не то пырну!
– На работе спрятал, – выдавил из себя Игорь. Соврал сознательно: побоялся, что на самом деле
пырнет, если принести ящик немедленно.
– Как на работе?! – взревел Волонтир. – Зачем? Почему не принес мне? Вильнуть вздумал, гнида?!
– Тебя не было, я заходил... – Игорь изо всех сил давил затылком в спинку дивана, чтобы ослабить укол лезвия. – А дома держать побоялся, вдруг жена найдет. Все дело насмарку...
Волонтир ослабил хватку.
– Сам должен понимать, не маленький, – оживился Красильников. – Подумай, подумай своей дурной башкой, куда мне его девать? С собой носить? Или в камеру хранения, на вокзал сдать? Усек?!
– Рассказывай. – Жора плюхнулся на валик. – Все рассказывай, гад! – И потянулся к бутылке «Пшеничной».
Трогая саднящую ранку на шее, Игорь описал весь день, начиная с похорон. Когда дошел до железного ящика, Жора, успевший проглотить полстакана водки, перебил:
– Ручка есть на крышке?
– Есть, есть, – успокоил его Игорь.
– А эмблемка с орлом?
– С орлом и свастикой. Сбоку пришлепана – фирма!
– Он! Это он! – Волонтир опрокинул в себя стакан, крякнул, закусил огурцом. – Ну, парень, давай еще, за успех!
Выпили. Потом еще и еще.
В половине второго ночи отяжелевший от выпитого Волонтир неожиданно резво кинулся к двери, запер ее, а ключ опустил в брючный карман.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.