Плата за предательство

– Без разрешения сеньора Рамиреса я вас не пропущу, – отрезал полицейский, стоявший у входа в парк, загораживая мне дубинкой проход.

Рамирес – член «комиссии кубинских беженцев», размещенных в парке Тупак Амару. Несколько раз встречал его фамилию в газетах. Комиссия пытается осуществлять представительские функции от имени обитателей парка.

Устав от несговорчивости полицейского и изнурительной жары, я присел на прогретую солнцем землю неподалеку от входа и еще раз окинул взглядом длинный каменный забор, на километры протянувшийся вокруг двадцати парковых гектаров. Мысленно я перебирал способы проникнуть внутрь. В голове уже начал было оформляться план действия, как вдруг совершенно неожиданно, взвизгнув тормозами, у охранявшегося въезда остановился черный «шевроле» с черным водителем. Тот вышел из машины и посмотрел на меня поверх противосолнечных очков. Солнце отражалось на его лоснящемся лбу и в затемненных линзах.

– Из какой газеты? – Он бросил взгляд на портативный магнитофон, болтавшийся у меня на боку.

– Я из журнала.

– А страна какая?

– Вообще-то я издалека, из Европы. Хочу написать о беженцах.

Он не стал спрашивать, из какой именно страны я приехал. А я, понятно, не спешил уточнять.

– К нам тут сюда часто заходят репортеры – высматривают что-то, – сказал он, доставая из глубоко го кармана штанов ключи с прилипшим к ним со ром. – Я всех просил присылать, что напишут. Ведь черт вас знает, что вы там про нас строчите... А прислать – никто не пришлет...

Он раздвинул железные ворота, сунул ключи обратно в карман и, открыв дверцу машины, указал пальцем на замызганное сиденье, приглашая меня сесть.

– Я отвезу тебя в рабочую палатку комиссии беженцев. Там выяснишь все, что тебя интересует. Когда материал будет опубликован, пришли его к нам. Пиши на мое имя. Фамилия моя, кстати, Рамирес. Адрес узнаешь в палатке.

Машина, мягко покачиваясь на разработанных рессорах, ехала по узкой дороге, петлявшей меж многочисленных палаток и шалашей.

– Я бы хотел предварительно походить по парку, посмотреть, как живут люди... Это возможно?

Он приостановил машину и, высадив меня у обочины пыльной дороги, указал пальцем на большую зеленую палатку, разбитую неподалеку:

– Приходи туда через полчаса – комиссия будет в сборе...

Он резко нажал на акселератор, и машина рванула с места, волоча за собой хвост клубившейся пыли.

Парк Тупак Амару находится в одном из небогатых районов Лимы – в Сан-Луисе. Раньше он был главным резервуаром свежего воздуха для города. На туристических картах парк обозначен большой зеленой заплатой квадратной аэормы. Я тщательно, но тщетно искал хоть один зеленый кустик на выжженной солнцем каменистой земле. Все деревья вырублены, из них еще полтора года назад были сооружены бесчисленные шалаши, в которых сейчас живут кубинцы. Раньше, как мне говорили жители Лимы, тут в изобилии росли кокосовые пальмы. Теперь от них остались одни лишь трухлявые пеньки. Орехи пошли на еду, широкие сочные листья – на утепление ветхих лачуг: зимой, приходящейся здесь на май, июнь, июль, над пустырем вовсю свищут холодные, промозглые ветры с океана.

Я обратил внимание на то, что часть палаток, на вид более прочных и опрятных, выкрашена в голубой цвет, а большинство остальных, уродливых построек с зияющими дырами – в коричневый. Мимо меня какой-то парень волок по земле корзину с пестрым тряпьем. Я спросил у него, кто живет в голубых палатках.

– Голубые баррьядас (палатки. – А. Б.) – это наш маленький Мирафлорес. В них живут члены комиссии и их семьи, – ответил парень.

Мирафлорес – срешенебельный район Лимы. Если ты забрел туда и в кармане у тебя меньше тысячи солей, проходи побыстрей мимо симпатичных кафе и не заглядывайся на витрины – этих денег тебе не хватит даже на чашку горячего «эспрессо». Так... Значит, и на этих двадцати гектарах начался вечный процесс деления людей на тех, кто живет лучше, и тех, кто живет хуже, здесь – на «голубых» и «коричневых»...