Кусочек неба, упавший на землю

Севан намного больше Фуцино. Значит, трагедия была бы намного внушительнее. Но, к великому счастью, трагедия была предотвращена. Историей даже зафиксировано то самое мгновение, когда началось спасение озера.

Полдень двадцать четвертого декабря тысяча девятьсот шестьдесят третьего года. Недалеко от всемирно известного курорта Джермук, у древнего армянского села Кечут, раздался оглушительный взрыв-салют. Эхо его разнеслось по всей Армении, по всей стране. Взрыв этот оповестил о начале строительства уникального тоннеля в мире Арпа – Севан.

Для того, чтобы сохранить баланс озера, нужна была дополнительная вода. И пошли на сотворение чуда. Проект тоннеля казался фантастическим. Даже нереальным. Слишком рискованным. Очень дорогим. Однако других вариантов не было. Выше высокогорного озера текла только высокогорная река Арпа. Что же касается цены, то сама жизнь давно показала и подтвердила народную мудрость: долг и любовь не имеют цены. Цена любви – любовь. На любовь Севана ответили любовью. Советская власть решила вернуть долг Севану...

Река Арпа берет начало у отметки 3200 метров над уровнем моря. Длина ее – 126 километров. У села Кечут она проходит на отметке 1920 метров. Нынешний уровень Севана порядка 1900. Идеальный наклон. Расстояние между ними без крохотного малого пятьдесят километров. Такова биография, родившая еще одну легенду. Строительство тоннеля Арпа – Севан.

По проекту оно должно было быть завершено к исходу седьмого года. Но за семь лет не успели. И за десять не успели. Можно было винить проектировщиков, и все тут. Но этого не сделал никто. Проектировщики не были виноваты. Как не были виноваты и тоннеле-строители. Чего греха таить, нередко мы свои огрехи оправдываем и списываем за счет так называемых объективных причин. Но здесь, в толще лежащего между Арпой и Севаном вулканического Варденисского хребта, порой создавалось впечатление, что сама природа решила чуть ли не на каждом шагу подвергать испытанию волю и характер человека. Но об этом потом. А пока вернемся к срокам. Вместо семи лет – семнадцать. Маленькие дети первых проходчиков на финише стройки уже работали вместе с отцами или заменяли тех. Тоннель длиною в целое поколение.

Мне посчастливилось пройти пешком и проехать на крохотных электровозах, именуемых «карликами», весь путь тоннеля. Все. сорок восемь с половиной километров. Не все, наверное, знают, что этот подземный канал – небеспрерывный, нецельный. Обрывается он на девятнадцатом километре, где проходит ущелье весело журчащей речки Ехегис, впадающей в Арпу. Сегодня через каньон переброшен мост-желоб, по которому идет вода. На дне ущелья у самого Ехегиса построено водосборное сооружение, благодаря которому дополнительная порция ехегисской воды поступает в канал. Таким образом, приток Арпы, изменив свое русло, ничуть не изменил самой Арпе. Ехегис вновь, как и тысячелетия, впадает в Арпу. А ведь «дополнительная порция» не такая уж маленькая. Максимально по каналу может пройти до двадцати кубометров воды в секунду. Треть – за счет Ехегиса. Так что ставшее привычным для нашего слуха словосочетание «Арпа – Севан», как видим, не совсем верно и точно соответствует действительности.

Здесь, у Ехегиса, в сопровождении «сквозного бригадира» участка № 6 шахты № 2 Эдика Махаряна несколько лет назад я спустился по клети вниз. Уже через сто пятьдесят метров стоял такой шум, словно у сопла реактивного двигателя. Потом появились отблески света, затих гул. Лифт плавно остановился. Глубина 358 метров. Тотчас же попали в хваткие лапы холодных сквозняков. Сутки я провел с проходчиками. Работы шли днем и ночью. Бесперебойно. Затем я приезжал уже, когда бетонировали стены. И опять – днем и ночью. За смену одна бригада проходит до четырех метров. Это примерно семьдесят тонн бетона. Смотришь на серое жидкое месиво, и не верится, что в скором времени оно не просто затвердеет, а постепенно превратится в камень. А по утверждению специалистов, в воде через сто лет бетон превратится в ... гранит. Словом, строят на вечные времена.

Последние годы дело шло особенно туго. Странная картина получалась. За десять лет прошли чуть ли не девяносто с лишним процентов тоннеля. Осталась вроде бы самая малость, и вдруг топчутся на месте. Вроде бы с годами и техника становилась совершеннее и опыта прибавилось. А вот дело не шло.

Случилось, целых два года ни одного сантиметра не снимали со «лба» забоя. Все мы волновались. Что называется, руки опускались. Ведь Севан тем временем продолжал мелеть. Журналисты, видимо, стараясь хоть как-то оправдать тоннелестроителей, рассказывали читателям о том, что на пути проходчиков встала невероятной твердости порода. В одном из забоев проходчики показывали мне газету, где рассказывалось о породе крепкой, «как алмаз», и признавались: «Ах, если бы так было бы на самом деле. Если бы была стальная порода...» Мол, давно уже воды Арпы и Ехегиса потекли бы к Севану. Никакая не скала, не гранит, не алмаз, а всего лишь ... глина. Казалось, глина и есть глина. Режь, как по маслу, и дело с концом. Но глина оказалась особой. У специалистов порода эта называется «андезит гидротермального изменения». Я взял себе на память кусочек такой породы со «лба» забоя. На ощупь – гранит, и только. Но полежит такой кусок в воде часок-другои и превращается в липкую жижу. А как по маслу не порежешь потому, что в таких породах неимоверно высоко так называемое горное давление. Даже в специальной литературе не описаны случаи, когда работы под землей проводились при горном давлении, превышающем двести пятьдесят тонн на квадратный метр. А тут 450! Почти в два раза больше известных практике допустимых величин. Однако, как выяснилось, проблема не только в высоком давлении. Перед тем как спуститься в шахту № 4, где находился известный сегодня всем тоннелестроителям мира забой № 9, я познакомился с документом, составленным специалистами: «В забое № 9 проходимые породы начинают приобретать взрывоопасный характер. Газодинамические явления, и в частности вызванные выбросом породы и газа, происходят независимо от способа разработки и неизбежно возникают при любом способе проходки. Дело осложняется тем, что выбросоопасная зона находится под огромным горным давлением».

Чугунные тюбинки, которыми во всем мире облицовывают стены тоннелей, здесь, на глубине почти семисот метров, не выдерживали нагрузок. Я видел, как чугун превращался в гравий. Нужно было найти другой материал. Значит, необходимы эксперименты. Значит, нужно время. Новые сроки. Помогли ученые. Единственное спасение, сказали они, железобетонные блоки. Ими обкладывали стену полукольцом. Я посчитал. Двенадцать блоков с боков и один, замковый, сверху. Ширина каждого блока – около полуметра. Одно такое полукольцо бригада устанавливает за сутки, а то и за двое. Ведь прежде надо сантиметр за сантиметром выскребать породу со «лба», подставляя со всех сторон опоры. Ибо, как мы уже знаем, со всех сторон одновременно давит 450 тонн. И такое вот состояние на протяжении целого километра. Только на одном этом участке «топтались» несколько лет.

Девятый забой был глухим. Никакой сквозной вентиляции. Воздух подавался через огромные трубы, которые висели под самым потолком просвета тоннеля. Если в других забоях мерзли от холодных сквозняков, то здесь форма одежды – пляжная. Температура доходила до сорока градусов. Курящие бросали последние окурки еще в лифте, который спускался за восемь минут. Последняя затяжка и, так сказать, за борт. Совсем как при погружении подводной лодки. По технике безопасности, кроме обязательной каски, нужно было носить на себе баллончик с кислородом и маску.

Примерно в двенадцати километрах от Севана, точнее, от выходного портала канала, проходчики пережили, пожалуй, одну из самых страшных катастроф. Сто тридцать метров готового участка. Вырыт тоннель диаметром около четырех метров. Обложены стены тюбинками. Забетонированы. Участок полностью готов к сдаче. На протяжении всех ста тридцати метров проходят рельсы, гигантские трубы, электропроводка. Здесь электровозы, различная техника. И вдруг... выброс. Слово это, так сказать, специальное. Но даже специалисты тщетно пытаются объяснить смысл и суть его. Ибо нет единой и четкой теории на этот счет. Да и чтобы по-настоящему понять и представить себе, что это такое, нужно, наверное, увидеть глазами результаты самой катастрофы. Тут никакие объяснения не помогут. Над участком в сто тридцать метров работали почти год. И вдруг за несколько мгновений выброс наполнил породой все сто тридцать метров. Под землей, вернее, в земле, в породе, оказалось все, что находилось в просвете тоннеля. Нужно было начинать все сначала – вычищать наполненный выбросом просвет. Другого пути не было. И ребята работали. Они торопились. Спешили.

Пока еще нет бесспорной теории, объясняющей явление выброса. Считают, что сжатый газ находится в кристаллическом состоянии. И под воздействием трений при высоком горном давлении происходит сильный взрыв. К счастью, такое за всю историю строительства Арпы – Севана отмечалось всего один раз. А признанный специалист-горняк, профессор. Никулин считает, что выброс, подобный тому, что произошел в шахте № 3, нигде в мире не наблюдался. Как тут опять не вспомнить природу, которая, казалось, перед тоннелестроителями, представителями двадцати восьми национальностей нашей страны, ставила дополнительные испытания. Когда наконец очистили тоннель от выброса, от породы, то на стенах вырисовывались слова, написанные на разных языках: «Арпа – Севан – это дружба». «Спешите. Арпа и Ехегис, к нашему Севану», «Горю Севана можно помочь лишь чистыми руками».

Накануне нового, 1980 года произошло то, чего так долго ждали. Последняя сбойка. Все тоньше и тоньше стенка, называемая с двух сторон «лбами» забоя. Еще мгновение – и слово это практически исчезнет из лексикона строителей Арпы – Севана. Никакого «лба». Исчезла из штатного расписания самая главная специальность – проходчик. Об этом мне говорил на следующий день после последней сбойки начальник шахты №3 Юрий Мкртчян, работающий на стройке с 8 мая 1963 года. То есть задолго до того самого первого взрыва у села Кечут. Он с удовольствием сказал, что отныне слово «проходчик» здесь потеряло свое прямое назначение. В самом деле, слово это от глагола «проходить». Все уже было пройдено, все до последнего сантиметра. Все сорок восемь километров четыреста метров.

Пока еще шли, что называется, отделочные работы тоннеля, началось наполнение Кечутского водохранилища. Вскоре родилось на высоте более двух тысяч метров небольшое искусственное море. Длина – восемь километров, ширина – три километра. Площадь – около ста тридцати гектаров. Бывшее село Кечут оказалось на дне «моря». Но село есть, и оно здравствует. Государство построило выше по склону горы новые добротные дома. Кечут стал портовым населенным пунктом. Там живут животноводы, механизаторы и... рыбаки. Есть большой водоем, значит, есть уже и серьезное рыбное хозяйство. Вокруг изумрудный высокогорный лес. Здесь отдыхают гости Армении, прибывшие со всех концов страны в Джермук.

21 марта 1981 года в Ереване был теплый весенний день. С раннего утра вереница машин направляется к Севанской трассе. На лицах улыбки. Никто не скрывает своего волнения.

Машины ползут медленно. Как-никак, Севан выше Еревана на целую тысячу метров. Не доезжая до кромки озера, поворот направо. На дорожном знаке написано: «Камо». Город носит имя пламенного революционера, верного соратника Ленина, бесстрашного человека Симона Тер-Петросяна (Камо). К торжествам по случаю открытия тоннеля построена новая асфальтированная дорога к селу Цовинар.

Яблоку негде упасть. Люди поют. Танцуют. Из громкоговорителей течет музыка. Накануне открыли шлюзы входного портала на Кечутском водохранилище, и вода, преодолев почти пятьдесят километров за семь часов, показалась у выходного портала. Смотришь на то, как целая река течет в Севан, и не верится. Не случайно же говорится: чтобы поверить, надо потрогать руками. И люди трогали. Набирали в ладони воды и обдавали лицо, подставляя щеки солнцу. Наиболее отчаянные купались в Севане.

Свершилось.

Из динамиков разнеслись по округе очень точные слова: «Ваш героический труд, проложивший дорогу сквозь высокие горы, навеки останется в благодарной памяти людей как прекрасное свершение нашего времени...»