Неистовый Челлини

Ночная кукушка всегда перекукует дневную король, который ранее благоволил художнику, сделался с ним резок и груб, и Челлини уже подумывал, как бы подобру-поздорову унести ноги из французского королевства. Жаль только было Оросать гигантскую скульптуру хшарса, которая Рыла готова к отливке. Как-то король приехал к художнику. Челлини показал ему собранную из всех скульптурных деталей парадную дверь для Фонтенбло. Король даже не посмотрел на искусную работу, а лишь заметил, что свои дарования художники могут выказывать благодаря случаям, получаемым от сильных мира сего. И добавил: «Вам бы следовало быть послушным и не таким гордым и самочинным. Иначе вы будете биться головой об стену». Челлини не терпел подобных слов ни от пап, ни от королей. Собрав пожитки, художник оставил подаренный ему замок Малый Нель и все, что в нем было нажито за шесть лет жизни, и, не дожидаясь разрешения, отправился восвояси, в родную Флоренцию.

Флорентийский герцог Козимо I Медичи, как и его недавний предшественник Лоренцо Великолепный, желал быть покровителем искусств, но для этого был слишком скуп и душевно бездарен.

Едва встретившись с Челлини, герцог предложил ему сделать скульптуру Персея перед палаццо Веккьо в центре Флоренции. Для всякого художника велика была честь поставить свое творение на площади Синьории, где уже стояли скульптуры «Юдифь и Олоферн» Донателло и «Давид» Микеланджело. Желая показать себя перед Флорентийской академией, из стен которой вышли многие знаменитые художники, Челлини сразу же принялся за работу. Всем обещаниям и уверениям герцога он поверил на слово и юридического договора, как того требовал его опыт общения с сильными мира сего, составлять не стал.

Персей – герой греческого мифа, победивший Медузу Горгону, – должен был символизировать победу Козимо I и его приход к власти во Флоренции. Как всегда, Челлини начал с рисунка, но не удовлетворился им и взялся за воск. Он мыслил пластически, как говорится, пальцами, поэтому ему всегда был надобен материал для лепки. Работая с воском, глиной, гипсом, он сразу же обретал творческую уверенность. Характер Челлини, его энергия, порывистость и сила неизбежно перетекали в скульптуру. Челлини обладал редкостным творческим темпераментом. Это было заметно во всем: когда играл он на клавесине или на флейте, когда рисовал и лепил и, уж конечно, когда брался за шпагу.

Восковая модель будущего Персея вылеплена на одном дыхании. Как ни поворачивай Персея, он со всех сторон смотрится одинаково: сильным и неукротимым. Движения его ног, попирающих Медузу Горгону, сделаны так выразительно, словно Персей, объятый страстью боя, еще пританцовывает над поверженным врагом. Левая рука, отброшенная сильным движением вверх, едва удерживает отрубленную голову Медузы. Наполненное жизнью мощное тело Персея противостоит статике распластанной, безжизненной Медузы, отчего вся скульптурная группа обретает динамическую и пластическую убедительность.

Когда Челлини показал свою восковую модель герцогу и герцогине, те не смогли скрыть своего восхищенного изумления. Для работы художник попросил у герцога подысканный им дом. В оплату за него он предложил герцогу две пары превосходных ювелирных изделий, сработанных еще во Франции. Желая полностью приручить мастера, Козимо I милостиво сказал: «Возьми себе, Бенвенуто, свои вещицы, потому что мне нужен ты, а не они, а ты получи свой дом и так».

И Челлини, по обыкновению, смело и даже с какой-то яростью увлекся работой. Старый дружище Тассо, с которым они когда-то в юности вместе бежали в Рим, изготовил деревянный каркас для Персея: Челлини подобрал себе в натурщики стройного, сильного юношу и начал лепить. Для быстроты фигуры Персея и Медузы он делал отдельно друг от друга, чтобы потом можно было их соединить, и тогда статуя была бы готова. Желая опробовать, как ведет себя местная глина при обжиге, он между делом вылепил бюст Козимо I и отлил его из бронзы. С тех пор герцог и герцогиня не давали художнику спокойно работать, докучая то одной, то другой просьбой. Они захотели даже, чтобы Челлини переехал к ним во дворец и, таким образом, целиком посвятил себя их прославлению. Но художник резко отказался.

Хитрый герцог, видя, что художник страстно увлечен созданием статуи, сократил до минимума ассигнования на работу, и Челлини вынужден был взяться за свой кошелек. И, как всегда, художнику стали досаждать бездарные соперники. Они прожужжали уши их величествам, предрекая, что у Челлини не получится достойного Флорентийской академии памятника. Бенвенуто хотел было взяться за шпагу, чтобы покончить с клеветниками, но сдержался. «Если я кончу свою работу, – решил он, – я надеюсь сокрушить ею всех моих злодеев-врагов». Зайдя однажды в мастерскую, герцог менторски заметил: «Бенвенуто, эта фигура не может у тебя выйти в бронзе, потому что искусство тебе этого не позволит». Слова были сказаны под горячую руку. В таких случаях Челлини не лез за словом в карман: «Государь, ваша высокая светлость слишком верит тем, кто ей говорит столько плохого про меня, или же она в этом не разбирается». Герцог не ожидал такого прямого ответа и запальчиво сказал: «Я считаю, что разбираюсь в этом, и разбираюсь отлично». Бенвенуто выслушал и сказал как отрезал: «Да, как государь, но не как художник». Челлини добавил еще, что его величество, зная нужду художника, лучше бы помогал ему не досужими советами, а так необходимыми для продолжения работы деньгами. Тут герцог замолк и тотчас ушел.

Челлини сделал преотличнейшую форму для отливки Персея, затопил горн и расплавил бронзу. Работал он не покладая рук, в самом деле круглосуточно, и в результате жестоко заболел трясучей лихорадкой. Дав команду своему ученику управляться далее без него, Челлини еле вышел из мастерской, сказав на прощание слабым голосом: «Меня уже не будет в живых завтра утром».

Дома, устав бороться с лихорадкой, он сказал: «Я чувствую, что умираю». Художник впал в беспамятство, и вдруг, как он потом рассказал, в бреду ему почудилось, что в дверь комнаты вошел какой-то жалкий старик и прошептал: «О Бенвенуто, ваша работа испорчена, и этого ничем уже не поправить». При этом Челлини издал такой крик, что его, наверное, можно было бы услышать и в преисподней. Соскочив с постели, больной стал быстро одеваться. Раздавая налево и направо тумаки тем, кто ему мешал, он приговаривал: «Ах, предатели, завистники!.. Раньше, чем умереть, я оставлю о себе такое свидетельство миру, что ни один останется изумлен».

Когда Челлини ворвался в мастерскую, то все оцепенели. Столько было в нем ярости, что ученики в один голос сказали: «Приказывайте, и все мы вам поможем, насколько можно будет выдержать при жизни». Взглянув на горн, художник увидел, что металл сгустился и из него получилось тесто. Тут же был разведен сильный огонь. Для того, чтобы сделать бронзу жидкой, в тигль полетела вся оловянная посуда, которая была в мастерской, – блюда, чаши, кувшины, тазы. Когда Челлини увидел, что воскресил мертвого, к нему вернулась такая сила, что он уже не замечал ни лихорадки, ни страха смерти. Вдруг посреди этого неистовства слаженной работы раздался оглушительный взрыв. От чрезмерной жары треснула крышка горна, и бронза стала выливаться. Сообразив, что секунды решают успех, Челлини велел разом открыть все отверстия формы. Когда форма наполнилась, Бенвенуто в изнеможении опустился на скамейку. На столе появились вино и закуска. Вместе со своими помощниками он весело выпил и поел и за два часа до рассвета совершенно здоровым пошел отдыхать.

Проснувшись, Челлини сразу же побежал в мастерскую. Заполненная форма еще дышала жаром. Главное теперь, чтобы дать отливке равномерно остыть. Бенвенуто приказал тщательно заделать образовавшуюся в результате взрыва горна дыру в крыше. На дворе свистел ветер, того и гляди пойдет дождь. Боже упаси, если форму зальет водой, тогда готовую, но еще не остывшую статую может разорвать на части. Когда крыша была заделана, он еще раз проверил все, прежде чем уйти. Теперь надо было запастись терпением не меньше чем на два дня.

Персей был отлит на редкость удачно. Теперь вся забота состояла в том, чтобы искусно соединить обе фигуры. Затем следовало установить статую на место, получить причитавшиеся художнику деньги за великие труды, и приниматься за новые работы, теснившиеся в ожидании мастера.

Настал день, и Челлини перенес Персея в Лоджию деи Ланца. Сделав небольшую ограду, скульптор заканчивал статую на воздухе. Пьедестал он украсил фигурами Юпитера, Минервы; Меркурия и Данаи – матери Персея с соответствующими надписями на латинском языке. На цоколе был выполнен барельеф, изображающий освобождение Андромеды Персеем. В работе над статуей, пьедесталом и барельефом Челлини превзошел самого себя. Архитектурное, скульптурное и ювелирное мастерство художника достигло здесь своей вершины. Каждый день, приходя на работу, Челлини видел на ограде приколотые все новые и новые сонеты, которые посвящали ему питомцы знаменитой Флорентийской академии.

27 апреля 1554 года состоялось торжественное открытие статуи Персей. Площадь Синьории заполнилась народом. В Лоджии деи Ланца нельзя было протиснуться. Великие творения Донателло и Микеланджело «принимали» в собратья скульптуру Челлини. Герцог, который не вышел к народу, а слушал восторженные отзывы о работе Челлини из комнат второго этажа дворца, послал за Челлини. Художнику благосклонно передали, что он справился со своей работой и что герцог сполна оплатит его труды и искусство. Каково же было удивление и разочарование Челлини, когда через несколько дней с ним стали постыдно торговаться о цене и в такой оскорбительной форме, словно речь шла о скобяном товаре.

Работу над Персеем Челлини закончил с пустым кошельком. Герцог вначале выплачивал художнику по сто, пятьдесят, двадцать пять скудо в месяц, а потом и вовсе перестал платить. Художник попробовал было восстать. Тогда ему передали, что если он не уймется, то герцог всего за два гроша прикажет выбросить Персея из Лоджии деи Ланца и так будут кончены все разногласия. Козимо I не уплатил художнику до конца своей жизни. Посулы его были щедры, а жадность еще больше.

Полагая, что художник – его раб, герцог поручил Челлини украсить барельефом из бронзы хоры знаменитого флорентийского собора Санта Маридель Фиоре. Эти хоры были неудачной стряпней бездарного придворного архитектора. Челлини обоснованно доказал никчемность затеи герцога и тем вызвал его ярость. Художник стоял на своем, заявляя, что остаток своих лучших лет он готов истратить только на какое-либо большое дело. Поэтому, если его светлость желает воспользоваться трудами Челлини, пусть он даст ему заказ на средние двери этого собора. Условия художник выдвинул сам. Если он не сделает эти двери лучше, чем двери флорентийского Баптистерия работы великого Лоренцо Гиберти, то платы он не спросит никакой. «Но если я их выполню, – продолжал художник, – сообразно своему обещанию, то я согласен, чтобы их оценили, а потом пусть мне дадут на тысячу скудо меньше того, во что людьми искусства они будут оценены».

Челлини не преувеличивал свои способности и силы, когда сделал такое предложение герцогу, но тот не смог по достоинству оценить художника. Время шло, а Челлини так и не получил ответа на свое предложение.

Во Флоренцию была привезена по реке Арно большая мраморная глыба. Козимо I предполагал отдать этот мрамор бездарному придворному художнику, чтобы тот изваял из него статую Нептуна. Употребив все свои силы, Челлини добился, чтобы был объявлен конкурс на лучшую модель будущей статуи. В состязании приняли участие все ведущие мастера Флорентийской академии. Герцог вынужден был признать восковую модель Челлини лучшей. Когда он пришел со своей свитой в мастерскую Бенвенуто, то художник, твердо веря в свои силы, предложил герцогу, чтобы участники конкурса, кроме восковой модели, еще бы сделали глиняную модель в натуральную величину. «Если ваша светлость, – продолжал художник, – отдаст мрамор тому, кто его не заслуживает, то учинит великую обиду себе самой, потому что она этим приобретет ущерб и стыд»... Когда он собрался уходить, лукский посол сказал ему: «Государь, этот ваш Бенвенуто – ужасный человек».

Мрамор Челлини не получил. Заказов на большие работы не было. Бенвенуто вернулся к своему старому ремеслу. Ювелирные изделия давали средства на существование, но разве об этом мечтал Челлини? Купив на свои деньги большой кусок мрамора, художник в свободное время работал над «Распятием». Всю свою боль и страдание вложил Челлини в эту скульптуру. Над ней он работал долгие годы, не торопясь, расставался со своим творением. К «Распятию» он всякий раз приходил, когда жизнь казалась особенно несправедливой к нему. Сколько бессонных ночей он провел за работой, сколько горьких мыслей истер в порошок, пока шлифовал мозолистыми руками мраморную скульптуру, словно скоблил свою уставшую душу!