Солнце щедро разбросало свои лучи. Часть из них уцепилась за плотную кисею неба. Рассвет вырисовывал переплет окна.

- Пооорраааа. Н - а - а - а з - а - а - вооод. Окончательно я просыпаюсь на улице.

Свежий воздух бодрит, и тело отвечает упругостью и силой. Мои шаги гулко слышны на панели. Из - под ворот вырвалась струя вони: запахло дохлой кошкой, керосином и еще черт знает чем. Трамвай оставил трель звонка и лязг волочащейся цепи, прошмыгнув на повороте. Белая струя дыма рассеялась в воздухе. На большом доме застрял крик газетчика и побежал по трубам, по крышам:

«... Мооосскквааа».

А вот и трехэтажный корпус типографии. Вблизи завыл гудок. Наш звонок задорно, мальчишески отозвался. Пущен ток. Замахали крыльями американки, рычаги погнали литеры по линотипу, прокатился шрифт в плоской.

Привычным движением спускаю лист в машину. Ход моей и тысячи таких же машин - это ход истории. И мы торопим ее ход. Газеты, журналы, брошюры - все, что должно разъяснить рабочему и крестьянину нашу борьбу сейчас, что должно поставить их в первые ряды строителей, - все течет лавиной.

Скорей, скорей на передовые позиции соцсоревнования. Рядом со мной соревнуется Федька. Эн, какую кучу навалил! А смеху было! Ведь, вот тоже случай. Был парень первым «хулиганом». По вечерам от «Дугласа» житья не было. Раз из конторы не вызвали к телефону его. Так он в раж:

- А в рыло хошь?

На общем собрании его пробрали. Бригада из своего состава исключила, хоть он и хороший работник. Комсомольцы обходить стали. А Ленка с Владимиром подкатываются.

- Дескать, что ты за рабочий, еще печатник, никакой в тебе сознательности.

Мы для виду на них ругаемся. Ленку Федька домой стал провожать. Мы над ней звонить для виду. Глядим, Федька на собрание заглянул. Потом зачастил. И, наконец, угрюмо сунул заявление: «Хошь возьмите, сознательности хочу». И что - ж, прямой стал. Федькина бригада в этом месяце по социалистическому соревнованию «ведущая»: выиграли по «международному» пункту.

Социалистическое. Экое слово!

Ребята смеются, когда я говорю, что обеденный перерыв нас связывает и делает друзьями. А правда. Обед - это политчас. Больше всего «агитируют» эпизодами из своей жизни.

Чистые валики, смытые от краски, прислонены к стенке. По машинам бегают «зайчики». Ну, кто - нибудь закинет слово, другой отзовется, третий объяснит, - разговор тут...

Позавчера я поранил себе руку. Говорили о моей неосторожности. А Владимир возьми и поверни:

- Ребята, я гражданскую всю пережил. Возле меня сколько погибло. Ничего. А тут случай странный. Работал на мебельной. Товарища нашел. Одним словом - профессор, но без знаний. Ну, вздумалось ему для радио коробку дубовую обстругать. Минут этак за десять до гудка украдкой на строгальную машину понес. А досточки махонькие. Ну, где здесь удержать. Пальцы в машину. Вращающийся валик руку отбил на ножи. Сбило концы пальцев и руку содрало. Ну, братцы, как подкошенный свалился.

Так вот и плетется разговор...

Вечером, вырвавшись с какого - нибудь «общего», где, по обыкновению, было 33 вопроса (не собирались два месяца), текущий момент с текущим вопросом, катишься в клуб.

Гомон, крики, шум, и, заглушая все, ноет громкоговоритель.

- Ну, брат, ход. Говорил, ведь, что сядешь.

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.