Больше от Перуджиа ничего нельзя было добиться. Он снова и снова возвращался к сокровищам итальянского искусства в Париже, утверждая, что изъятие им одной из картин явилось святым и добрым делом. Он был далек от мысли о финансовой корысти. Он не хотел продавать картину итальянскому государству, но надеялся, однако, на соответствующее вознаграждение за услугу, оказанную им этим поступком Италии, за риск, которому он подвергал себя. Когда на следующий день его препроводили в уголовную тюрьму, он оставался спокоен, лишь постоянно сетовал на неблагодарность Италии. Обратись он к Франции, то получил бы по меньшей мере миллион, тогда как здесь он довольствовался половиной.

Осмотр его квартиры в Париже принес, однако, некоторые неожиданности. В одной записной книжке были записаны адреса американских миллионеров Карнеги, Рокфеллера и Моргана. В другой – адреса немецких и итальянских коллекционеров. Перуджиа постоянно уверял, что действовал лишь из патриотических побуждений. На деле же он тщательно подготавливал сбыт похищенного с возможно большей выгодой. Покидая родное село и в письмах своим родителям он также неоднократно признавался, что возвратится только после того, как разбогатеет. Работая маляром или воруя? В октябре 1912 года он писал домой: «Я желаю вам долгой жизни, хочу, чтобы вам довелось насладиться выигрышем, который ваш сын к выгоде всей семьи намеревается обрести. Поимейте только еще немного терпения; надеюсь сделать вас всех счастливыми ».

Необычайная кража, путь Перуджиа во Флоренцию занимали мысли многих людей. Его поступок был непостижим! Действительно ли он намеревался получить с помощью этой кражи упомянутую возможность возвращения картины на родину и оказания помощи своим родственникам? Был ли он всего-навсего бедолагой, который преследовал личную корысть и потом оказался слишком наивным, чтобы умело реализовать сокровище? Почему он тогда ждал два года? Неужели действительно полагал, что у него купят всемирно известную картину, не оповестив об этом полицию?

С напряжением ожидали суда над странным похитителем.

А перед Уффици стояли длинные очереди, чтобы посмотреть «Мону Лизу». Картина была выставлена в одном из залов и задрапирована тем самым красным бархатом, в который ее когда-то завернул Перуджиа. Перед ней установили массивные скамьи со спинками, чтобы не подпускать публику близко к драгоценному портрету и сдерживать напор большого числа зрителей. Четыре охранника постоянно находились подле картины. Четыреста лет назад здесь, во Флоренции, жила Мона Лиза, но никогда не бывал здесь ее портрет. Теперь им восхищались тысячи посетителей.

Когда после прошедших с триумфом выставок в Риме и Милане «Мона Лиза» под надежной охраной прибыла в новогодний вечер в Париж, город в ее честь облачился в праздничное убранство. Вдоль дороги были вывешены флаги. Редко какому государственному деятелю устраивали такую торжественную встречу, как возвратившейся «Моне Лизе».

Картина завладела страницами газет, стала главной темой разговоров на бульварах и в домах. Складывалось впечатление, что выяснилась судьба не только портрета, но и раскрылось таинственное приключение прекрасной дамы. Как загадочно она улыбалась своим почитателям, так же загадочно она исчезла и возвратилась.

Кража «Моны Лизы» вошла не только в историю политики. Она стала также в чем-то и поворотным пунктом в истории криминалистики.

В криминалистике того времени сосуществовали две различные системы и метода идентификации и розыска преступников, которые парализовали и затрудняли международное сотрудничество. «Тут Бертильон – тут Гальтон», – раздавался боевой клич крупных полицейских управлений мира.

Во Франции и некоторых романских странах полиция работала по методу, именуемому «бертильонаж». Примерно сто лет назад полицейские ведомства хотя и начали с того, что завели обширные картотеки для регистрации и идентификации уголовных преступников, но содержали они только снимки и неточные характеристики, как «большой» или «маленький». Сростом числа преступлений и правонарушителей становилось все сложнее установить, является ли задержанный разыскиваемым преступником или нет. Помощник писаря Альфонс Бертильон в конце восьмидесятых годов XIX века пришел к мысли о необходимости использовать для идентификации размеры костей человека. В соответствии с выводами антропологии эти размеры у взрослого человека остаются неизменными и не совпадают с таковыми у другого индивидуума. Бертильон установил количество соматических элементов, в частности расстояние от локтя до кончиков пальцев, длину стопы, ширину скуловой кости, длину и ширину головы; он выполнил с миллиметровой точностью обмеры и составил новые картотеки идентификации. Этот метод, примененный и в деле с «Моной Лизой», сегодня может показаться курьезным и чересчур затруднительным. Но тогда он представлял собой значительный прогресс, явился первым научным методом в криминалистике и распространился на весь мир.

Другой метод разработал английский естествоиспытатель Фрэнсис Гальтон. Этот способ был гораздо проще и надежнее. Он фиксировал одинаково неглубокие бороздки папиллярных линий на поверхности подушечек пальцев, которые у каждого человека в течение всей жизни остаются неизменными и совершенно различны, поэтому самым наилучшим образом подходят для идентификации.

Дактилоскопический снимок позволяет идентифицировать не только задержанного преступника, это было возможно и с помощью бертильонажа. но и делает возможным устанавливать и разыскивать еще неизвестного виновника на основании оставленных на месте преступления отпечатков пальцев.

Кража в Лувре стала испытанием для обеих систем. Похититель оставил на раме портрета отпечаток пальца. И хотя Бертильон уже с 1894 года стал заносить отпечатки пальцев в картотеку как «особые приметы», но регистрация и классификация наказуемых все еще проводились по телесным обмерам, так что отождествление неизвестных преступников только на основании отпечатков пальцев было невозможно. Поэтому вора не смогли обнаружить. Прославленная на весь мир картотека Бертильона в деле с «Моной Лизой» оказалась несостоятельной, приемы, используемые полицией, устарели. Когда же через два месяца Бертильон внезапно скончался, его метод был также погребен. Дактилоскопия стала важнейшим средством идентификации, применяемым ныне во всем мире. Началась новая эпоха в криминалистике. «Мона Лиза» сломила последнее сопротивление.

Шумиха, связанная с внезапным появлением картины, заставила почти забыть о предстоящем процессе над Перуджиа, который наконец был назначен на 4 июня 1914 года. Слушание дела началось при крайне скромном стечении публики. В своих высказываниях Перуджиа каждый раз твердил, что Лувр заполнен шедеврами, похищенными у итальянцев… Эти утверждения оказали свое действие. Перуджиа защищал один из известнейших итальянских адвокатов. Он был настолько убедителен, что суд уже через 55 минут вынес приговор. Перед этим медицинский эксперт, психиатр Амальди, признал обвиняемого неопасным дурачком, не вполне отвечающим за свои поступки. Говорили о некоем фетишизме. Вследствие этих доводов суд нашел основания определить минимальное наказание: 1 год и 15 дней заключения.

Это был мягкий приговор. Но Перуджиа тем не менее подал апелляцию. Несмотря на свидетельские показания антиквара Джери, указавшего, что подсудимый запрашивал у него за портрет 500 тысяч франков, последний упрямо уверял, что мотивы его поступка в пламенной любви к отечеству. Националистические круги чествовали его как героя. В этой атмосфере кассационное отделение верховного суда согласилось с возражением против судебного решения и сократило срок наказания на семь месяцев – с зачетом предварительного заключения он, стало быть, уже истек. Перуджиа был освобожден из-под стражи!

Примерно через две недели, 28 июня 1914 года, в Сараеве раздались выстрелы, развязавшие первую мировую войну. Вихрь быстро сменявшихся событий обрек на забвение историю с кражей и возвращением «Моны Лизы», невероятный процесс и «наказание» самого вора.

Спустя пятьдесят лет со дня кражи «Моны Лизы» английские газеты в августе 1961 года огласили еще одну версию похищения картины. Они обнародовали сенсационный рассказ главы известной семьи антикваров Д. X. Дьювина, сообщившего факты, которые едва ли согласовывались с неоднократно описанными прессой выводами процесса над Перуджиа. Какой-то незнакомец примерно через четыре недели после кражи появился в конторе на Бонд-стрит в Лондоне и предложил купить завернутый в шерстяное одеяло портрет. Дьювин опознал в нем подлинную картину, но посетителю заявил, что считает ее изысканной подделкой и она не представляет для него интереса. В ответ на это итальянец настоятельно предостерег: ни с кем об этом деле не говорить, в противном случае он станет жертвой каморры, террористической организации, близкой к мафии. Ко времени кражи «Моны Лизы» этот тайный союз совершил в Лондоне и других крупных английских городах многочисленные преступления. Из страха перед каморрой и возможной местью с ее стороны Дьювин не рискнул тогда заявить в Скотланд Ярд...

В последние десятилетия «Мона Лиза» приобрела «страсть к путешествиям» – знаменитое полотно не раз выставлялось в зарубежных странах.

Когда 8 января 1963 года в Вашингтоне состоялась торжественная встреча «Моны Лизы», французский владелец салона художественных произведений искусства Раймон Хеккинг воспользовался этим моментом, чтобы заявить на пресс-конференции, что он владеет «подлинной «Моной Лизой», которую через две недели выставит в своем имении под Ниццей для всеобщего обозрения. Несколько лет назад Хеккинг приобрел этот портрет у мелкого торговца в Южной Франции и сделал попытку убедить мир искусства в подлинности своей находки...

Летом 1955 года в Париже на выставке подделок произведений искусства демонстрировалось семь портретов Моны Лизы. Все Моны Лизы загадочно улыбались...

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.