В краю коммун

- Да, как будто! - разноголосо слышится из уст остальных.

- Эк, и не все! - хитро подмигивая, продолжает старик, как будто нарочно растягивая время, в котором он пребывает единственным обладателем какого - то нового предложения. - А снег - то пахать будем мы или нет? Про снег - то ведь забыли!

Старик оказался прав, и его предложение, сотое, наверное, по числу всех уже принятых советом коммуны практических предложений к весенней посевной кампании, было принято без прений и единогласно. Все с местных хуторов, и всем ясно и понятно, что, действительно, надо принять все возможные меры к тому, чтобы задержать при таянии снега влагу на полях.

- Урожай - великое дело для нашей коммуны! - уже с сияющим лицом победителя заключает старик.

И когда из другого угла, из - за печки, поднялся другой член совета и начал говорить: «Теперь мы, как коммунары - молодогвардейцы, значит, должны показать нашим шефам, что мы выполним план сева». Он все время своей короткой речи серьезно смотрел на меня, давая, видимо, этим понять мне, что его речь рассчитана, главным образом, на меня, но что он говорит от имени всего совета, всей коммуны.

Этому коммунару - «молодогвардейцу» было ровно 57 лет. Меня не смутило такое несоответствие звания и возраста, - мы привыкли за годы революции к контрастам. А в данном случае я уверен, что эти слова шестидесятилетнего коммунара - «молодогвардейца» - не пустые слова, а заявление новой советской деревни, сносящей сегодня частоколы единоличия, распахивающей сегодня межи индивидуальных хозяйств, обобществляющей сегодня скот и труд, - о том, что она, под руководством пролетарского города, пошла единой огромной массой в великий поход коллективизации. Было холодно в избе - читальне. Однако из присутствующих на собрании крестьян никто холода не чувствовал - все были сильно возбуждены, ожесточенно спорили, подавали реплики - преимущественно крестьянские пословицы, - и мне было немного стыдно за то, что я замерз. «Городской, - пронеслось у меня в голова, - знать, жила тонка!» Но я крепился.

Неофициальная часть состояла; в собеседовании крестьян - активистов с т. Исаевым, прошедшим перед посылкой в деревню соответствующие курсы переподготовки по вопросам организации управления хозяйства и жизни коммуны.

Если в городе крепко вошло в быт слово «товарищ», то в деревне широко начинает завоевывать права гражданства слово «коммунар». За короткое свое пребывание в коммуне я мог убедиться, что крестьяне высоко ценят это нарицательное имя.

Второе, что бросилось в глаза, - это то, что крестьяне - активисты достаточно толково и правильно говорят (я не говорю уже о том, что в этих выступлениях нет и тени стеснения или боязни). Весенний сев - это первое и главное. Что же волнует коммунара - во - вторых? Над чем ломают они себе головы? Какие сомнения их мучают? Какие трудности встают на пути их творческой и самоотверженной работы?

Главное - вопросы организационные. Устав ясно говорит: «Объединение крестьянских хозяйств в коммуну означает обобществление всей их земли, всех средств производства, труда крестьян - в одно хозяйство коммуны».

Этот пункт ясен. Но он и непонятен. Каждый день управления и хозяйствования в таком огромном хозяйстве, охватывающем 44 тысячи га земли, свыше 2.000 хозяйств - нагромождает массу практических нелепостей, и их - то приходится решать сейчас же, на - ходу, на работе. Вокруг этих - то вопросов и вертится преимущественно беседа.

Раньше коровы «Манька», «Зорька», «Буренушка» стояли в сарае поодиночке, и каждая крестьянка заботилась о ней, кормила ее, поскольку это было в ее силах, питалась ею, ущемляя в этом себя ради поправления своего бюджета за счет товарного молока. То же было и с быками и с лошадьми.

А теперь иначе. Коровы, быки, лошади - весь скот сведен на специальные базы, которые разбросаны по хуторам коммуны, и за скотом уже на этих базах необходимо обеспечить уход.

Новая обстановка, новые условия труда создают новые формы руководства, новые термины, но - вый институт рабочих в сельским хозяйстве. Именно в связи с этими базами появляются «групповоды», т.е. старшие рабочие на базах, обязанность которых руководить 3 - 4 остальными рабочими на той или иной базе. Появляются «бригадиры», т.е. заведывающие группой баз того или иного хутора коммуны, которые руководят уже групповодами.

Внутренний распорядок, принципы организации труда в коммуне имеют чрезвычайно много общего с организацией труда на фабрике, на заводе. Каждый коммунар имеет расчетную книжку, вводятся табели для рабочих, вводятся ордера, нормы, наряды, выписываемые при посылке на работу, при поездках и т. д.

- Что же, выходит - будем работать, как в городе, 8 часов? - спрашивает неуверенно один из коммунаров - стариков.

Я наблюдаю за ним и чувствую, что он всем своим нутром и хочет, и не может верить, не может мириться с подобной постановкой вопроса.

- Да, восемь, - отвечает т. Исаев, - это пока. В городе работают уже 7. И мы вот восстановим, организуем за год хозяйство коммуны, тоже перейдем на 7 часов.

Я смотрю на эти заскорузлые крестьянские руки, с извечной грязью под ногтями, на заросшие лица, обветренные багровые шеи, сутулящиеся силуэты членов совета, сидящих поодаль и утопающих в полумраке и сизом дыму - и мне вспоминаются образы, так ярко и непосредственно выведенные Некрасовым в поэме «Кому на Руси жить хорошо?»

Вот он - обрюзгший, в поддевке, с маленькими, как у свиньи, глазками на широком лице - барин - помещик Таврило Афанасьевич Оболдуев, который, философствуя о пользе культуры для крестьянина, говаривал: