Слово об учителе

«БУДЕМ СТРОИТЬ НОВОЕ ОБЩЕСТВО», – сказал Владимир Ильич Ленин в статье, переданной полиграфистам для безвозмездного выпуска однодневной газеты.

И этот Первомай 1920 года действительно кажется первым днем гигантской новостройки. Для Ильича он стал и исключительно насыщенным, радостным рабочим днем.

С утра всеобщий субботник-маевка. Сколько благородного энтузиазма, сколько выдержки и энергии, сколько рвения в труде проявили почти полмиллиона москвичей! Никогда и сам Ильич так всласть не уставал от физической работы, как в это утро на Драгунском плацу; правда, кремлевские курсанты, убиравшие бревна, всячески старались сделать так, чтобы облегчить ему ношу, но неизменно встречали возражения: меня, мол, это тоже касается.

К полудню Владимир Ильич ненадолго заглянул домой – надо бы переодеться и условиться с Московским Комитетом партии о проведении встреч и митингов. Предстояло участие в двух торжественных актах – закладке памятника Карлу Марксу и памятника «Освобожденный труд»; кроме того, плотно был расписан каждый час, и можно еще ожидать, сколько возникнет ситуаций «вне расписания».

Встреча с комсомольцами-бауманцами, расчищающими площадь у Большого театра.

Беседа с фабричными рабочими и энергетиками, собравшимися на Пречистенской набережной, дискуссия на выставке в Музее изящных искусств.

Долгий откровенный разговор на заветной Прохоровке – «Трехгорке».

Митинг в Рабочем доме с бауманцами. Еще митинг в Замоскворечье, в Коммерческом институте на Стремянном. И еще митинг – на этот раз у лефортовцев, на открытии Рабочего дворца, названного именем В. М. Загорского, погибшего от эсеровской бомбы минувшей осенью... После митингов и встреч предстояла еще вечерняя работа с протоколами Совнаркома, Совета Труда и Обороны, рассмотрение важных полномочий.

Но, пожалуй, центральным событием дня, которое Владимир Ильич давно уже ждал, терпеливо и заботливо готовил, было чествование памяти Карла Маркса.

ВЕЛИКОМУ УЧИТЕЛЮ народ-первопроходец, революционная Россия воздают дань глубочайшего уважения – воплощают в жизнь его науку о коммунизме, самый дерзновенный из социальных проектов, и выражают свою признательность и любовь достойным увековечением памяти.

Минувшей зимой в одной из бесед Владимир Ильич вновь напомнил Луначарскому: необходимо скорее приступать к постройке памятника; и хорошо бы открытие приурочить уже к ближайшему Первомаю. Анатолия Васильевича озадачивало не столько то, что уже предельно сжимались сроки, и даже не материальные сложности, которых не перечесть, – озадачивала больше всего проблема исполнения, проблема соответствий в художественном решении. В переломное время, когда в изобразительном искусстве над всем безраздельно властвует форма, как может быть решен образ величайшего революционера?! Еще на первом конкурсе были представлены такие грандиозные проекты, которые требовали перестройки целых площадей и кварталов – об этом не приходилось и думать. Речь могла идти о лаконичной, содержательной, монументальной фигуре Маркса, которая бы естественно вписывалась в существующий ансамбль центральной площади.

Развивая эти мысли в обстоятельном письме к Владимиру Ильичу после беседы, Луначарский предлагает отказаться от проведения конкурса и доверить работу одному художнику, который «обладает большой мощью, способностью психологического анализа и в то же время является реалистом». Он называет имя 38-летнего скульптора Меркурова, представив в качестве рекомендации сработанный им монумент Достоевского на Цветном бульваре. В энергичных тонах нарком выдвигает ряд условий и ходатайствует перед Совнаркомом об особом решении. Когда такое решение, после консультации с Моссоветом, уже было принято и стали прикидывать смету, возникли семизначные цифры... Но это оказалось еще не самым тяжким впечатлением. Более тяжким было рассмотрение эскизов через полтора месяца. Как того и опасался нарком – озадачило художественное решение.

Даже такой серьезный реалист и аналитик, как Сергей Дмитриевич Меркуров, не сумел вырваться из плена гигантовой символики – на площадь перед восьмиколонным фронтоном Большого театра с колесницей Анакреона он водворил неожиданно мощную кавалькаду: трехсаженную фигуру Маркса на четырех слонах. И хотя рассмотрение эскизов было для Луначарского далеко не веселым, он нашел в себе силы пошутить при объяснении с художником: «Сергей Дмитриевич, слоны не вывезли». И, кажется, охладел к своим же недавним горячим рекомендациям. На исходе февраль, считанные недели остаются до Первомая, а начинать надо заново. Заверения автора, что «первоначальный эскиз» легко исправим, совсем не оставляют никакой уверенности.

Заказ передается группе художников во главе со скульптором С. С. Алешкиным, известным пока лишь своим ученичеством у знаменитого Андреева, работами по оформлению Киевского вокзала и участием в реализации плана монументальной пропаганды. Конечно, Меркуров огорчен, всколыхнулись некоторые страсти. Он шлет в Совнарком пресердитое письмо, жаждет справедливости, готов к любым творческим состязаниям. Больше часа Владимир Ильич беседует с художником, отсеивая накипь обид, издержки эмоций от выношенных наблюдений и мыслей. Ясней вырисовывается, как неумело еще приобщаем мы искусство к делу социалистического обновления, как много не разгребли еще ворохов недопонимания. Оперативность в решении важного дела подменяем торопливостью. Хватких ремесленников принимаем за подлинных мастеров и бесконечно передоверяемся им, добрую инициативу, хорошую идею склонны довести чуть ли не до абсурда...

В личном письме Луначарскому, направленном в те дни из Совнаркома от имени Управляющего делами Бонч-Бруевича, отчетливо слышится эхо ленинских бесед: совершенно немыслимо, чтобы у нас под каким-то предлогом устранялись от дела художественного творчества такие талантливые скульпторы, как Меркуров, как Андреев; негоже, чтобы мастер, отложив резец, занимался огородничеством. Совершенно недопустимо, чтобы дело монументальной пропаганды передоверялось безответственным ремесленникам, которые уже обезобразили Москву нелепыми фигурами и изображениями, заставляющими людей содрогаться на перекрестках; на пушечный выстрел не подпускать бездарей и ремесленников к искусству, которого ждет, жаждет трудовой народ.

Вот в такой обстановке, когда социалистическое искусство только нарождалось, лишь обретало свои первые черты, едва лишь узнавало себя – в обстановке строгих самооценок и партийной взыскательности, – выполнялся ленинский заказ – памятник Марксу.

К Первому мая памятник, конечно, готов не был. Это огорчало, но в то же время в глубине души Владимир Ильич мог радоваться – что второпях могло выйти серьезного? Уж лучше подождать, чем жалеть... Таким образом, торжества открытия памятника превращались в торжества закладки...

Впрочем, модель будущего памятника была готова. Когда Владимир Ильич приедет на торжества, он увидит ее перед временной трибуной. Рабочий со знаменем, коммунист, комсомолец, пролетарка, пионер – группа, восходящая по спирали и соединенная фигурой Маркса, опирающейся о камень...

Вполне правомерно и такое решение, Владимир Ильич согласен, но его очень заботит, чтобы не было ненужных условностей в изображении Маркса; и на этот раз он обращает внимание на необходимость добиться большего сходства с хорошими портретами Маркса. Кстати, в его рабочем кабинете висит превосходный живописный портрет Карла Маркса, написанный рабочим со «старого Лесснера», художником-самоучкой Лотаревым – драгоценный подарок питерских пролетариев в первый год революции...

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.