У него не было никаких развлечений; он только и знал, что сосал свою здоровенную, сильную матку да невесело бродил по загону. Он был куплен на второй же день после своего рождения саибом Дуганом, позаботившимся о том, чтобы слоненок не подвергался риску, какому обычно подвергаются слонята. Его мать никогда не брали в джунгли охотиться на слонов. И ему, поэтому не пришось вкусить от этого страшно захватывающего спорта. Слониха почти все время находилась в загоне, на цепи, и каждый день Лангур Дасс, бедный парий, находившийся в услужении у саиба Дугана, косил для нее траву в соседних долинах.

Второй год жизни Муцтаха прошел лучше. Он уже достиг такого возраста, когда он мог лакомиться травой и молодым сахарным тростником, но это все - таки не могло заменить ему той радости, какую он мог бы испытать, живя на свободе, в джунглях, бегая среди поросших зеленью холмов и долин. Он часами смотрел на красноватые верхушки холмов, видневшиеся на фоне ясного неба, и в его маленьких, черных глазках вспыхивал огонек. Он видел, как над этими холмами приносились грозовые бури, как джунгли омывали теплые ливни, и в «ем пробуждались какие - то сильные странные желания, которые были ему и непонятны и неосуществимы. Он видел, как от земли, от бесчисленных переплетавшихся между собой растений поднимались теплые туманы, и он начинал беспокоиться и почесываться, когда приятная влажность тумана касалась его кожи. И часто, когда на землю спускалась таинственная бирманская ночь, ему казалось, что он умрет от тоски. До него доносились бесчисленные звуки таинственной ночи и отдаленные крики слонов в джунглях.

- О, мой беспокойный малыш, - говорил Лангур Дасс, - у тебя и у твоей старой матери, и у меня - одно сердце. Мы знаем, как оно горит, мы понимаем это чувство, мы - трое.

Это было верно, - Лангур Дасс знал все обычаи и навыки лесных обитателей больше, чем кто бы то ни было из туземцев, находившихся в лагере. Но он принадлежал к самой низкой касте, был беззаботен и ленив, любил выпить, и слоноловы относились к нему с презрением. Они прозвали его «Лангур» - порода седобородых обезьян, живущих по склонам Гимилайских гор, - они считали, что над ним тяготеет проклятие злых духов, ибо не станет здравомыслящий человек говорить о каких - то «правах слонов». Он отказывался принимать участие в охоте, что, конечно, было в высшей степени странно и необычно для человека, выросшего в джунглях. Наверно он трус, думали слоноловы, но в то же время они припоминали один случай, когда на их лагерь, разбитый в бамбуковой роще, напал огромный дикий буйвол, и когда Лангур Дасс показал себя так, словно он не только не знал страха, но никогда и не слыхал о нем.

Однажды они решили расспросить его.

- Скажи нам, Лангур Дасс, - издевались они над этим оборванным жалким парнем, - ты родня обезьянам? И кто лучше знает джунгли - ты или они? Никто ведь, кроме тебя и обезьян, не умеет разговаривать со слонами. Хаи! Мы видели, как ты разговаривал со слоном, Лангур Дасс. Почему же ты боишься ездить с нами на охоту?

Лангур долго смотрел на них, не говоря ни слова. Наконец, он сказал:

- Разве вы забыли сказки, которые рассказывали вам матери, когда вы были еще сосунками? - опросил он. - Слоны родятся в джунглях. А вы произошли от горшков и тростника, которым кроют хижины. Разве вы можете понимать их? С точки зрения слоноловов это было ересью. Среди них существует древняя легенда, что люди когда - то были подчинены слонам. И, тем не менее, большинство слонов, с которыми этим людям приходилось иметь дело, спокойно сносили неволю и были довольны своей судьбой. Они любили своих погонщиков, охотно подставляли свои спины, когда на них клали бретя, и всегда с радостью принимали участие в охоте на подобных себе. И только в известные ночи в году, когда джунгли оглашались громким призывным ревом слонов, в них пробуждалась тоска по воле.

Но Муцтах с первого дня своей жизни составлял исключение. Он мало интересовался темнокожими мальчиками и девочками, игравшими около загона. Он стоял на одном месте и глядел поверх их голов в дикую, темную чащу джунглей, которых никогда не поймет никто из людей. И, будучи только дикими животными, он не понимал, что существуют касты и деления среди окружавших его людей, но один из этих людей, жалкий парий Лангур Дасс, оборванный, грязный и всеми презираемый, казалось пробуждал в его одиноком сердце какое - то чувство.

Они даже часто и подолгу как бы разговаривали друг с другом. Лангур Дасс говорил, Муцтах мычал что - то ему в ответ.

- Мой малыш, мой жирный парнишка, - говорил Лангур Дасс, - может ли скала мешать росту дерева? Могут ли железные цепи помешать принцу стать королем? Муцтах - твое сердце говорит твоими безмолвными, сонными глазами. Имей терпение - твоего знания никто не отнимет у тебя.

Махуты и слоноводы поражались, с какой быстротой маленький Муцтах вырастал и накоплял силу. В три года он весил на двести фунтов больше любого слоненка в легере, родившегося в одном с ним сезоне. И, конечно, три года для слона, не больше, чем три года для человека.

- Неужели тебе никогда не придется лежать весь день в приятной прохладе болотной грязи, мой малыш? Не придется слышать рев бури в горах? Не придется подставлять свое тело теплому дождю, льющему с неба сквозь густые ветви деревьев? Или все это живет в тебе с первого дня рождения твоего, и никакая неволя не заглушит в тебе этого?

Так спрашивал Лангур Дасс.

- Я думаю, ты уже знаешь, как спешит убежать тигр, заслыша рев твоих братьев, как трещит чаща, и валятся деревья, когда они проходят в джунглях. Неужели связка сахарного тростника - достаточная награда для тебя, Кумирня? Неужели ты полюбишь пурпуровые одеяния и блестящие побрякушки? Неужели ты допустишь, чтобы какой - нибудь ожиревший раджа сделал тебя вьючным животным? Скажи мне, Муцтах, сын великой породы.

И Муцтах отвечал ему по своему, не произнося ни звука, но выражая всем своим поведением любовь к своему другу, любовь настолько же большую, как велико сердце слона.

Но детская привязанность и материнская любовь связывают животных не менее, чем людей, и возможно, что Муцтах вполне оправдал бы надежды саиба Дугана, которые тот возлагал на него, если бы сам саиб не сделал одной большой ошибки.

На девятом году жизни Муцтаха саиб Дуган продал мать Муцтаха одному слонопромышленнику из дальней провинции. Маленький Мацтах долго смотрел вслед матери, когда она под охраной двух огромных самцов уходила от него по дороге, пока не скрылась на голубом горизонте долины.

- Смотри в оба сегодня ночью за Муцтахом, - сказал саиб Дуган своему махуту. И сам осмотрел веревки, чтобы убедиться, что молодой слон был надежно привязан в загоне. Веревки из конского волоса, которые, казалось, не порвать никакому взрослому слону прочно опутывали девятилетнего Муцтаха.

(Продолжение следует).

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.