В ТУ ночь на Большой Серпуховской чинили мостовую, и от лишних фонарей на месте работ было удивительно светло. Редкие трамваи шли одноколейной; между рельсами коричневела свежая, развороченная земля; накрапывал теплый, мягкий дождик. И от этого света, от этой влажной рыхлой земли, от этой теплой сырости, от выкриков рабочих веяло бодрой тревогой ночного труда... Вдруг из - за угла оголтело вылетел автомобиль. Следом за ним другой, третий, четвертый, - целая свора частных такси. Без предупреждающих сигналов, пьяные и вихляющие задами, они пронеслись по месту работ. В окне одного из такси я разглядел груду хризантем и женскую фигуру в белом облаке шифона и газа.
- Свадьба, - проворчал старый сезонник, отскакивая на островок безопасности.
- Вижу, что свадьба, - процедил я сквозь зубы и с крепкой злобой в груди вспомнил, что скоро женится Иван Иваныч.
... В чистеньких тупичках и на тихих улицах нерабочего Замоскворечья стоят еще старинные добротные дома; из их окон, завуалированных маркизетовыми занавесями и дорогими гардинами, рвутся по вечерам звуки цыганских романсов и фокстротов. Есть там и маленькие домишки; на их окнах приспущены кисейные занавески, комнатки тают в розовом полумраке; сквозь кисею и грязное стекло виден малиновый абажур, и слышно, как стонет гитара.
В одном из этих домиков, за одним из этих окошек живет Иван Иваныч. Ему 25 лет, - возраст, когда комсомолец уже становится партийцем: у него полная, розовая, хитро - самодовольная физиономия, лысеющее темя, и на брюшко уже наползает жирок. На столе у Ивана Иваныча только две книги, о которых не поверишь, что они еще существуют на свете: роман Генриха Сенкевича «Камо грядеши» из древне - римской жизни и «Любовный письмовник, обучающий молодых людей и девиц письменно обращаться в высшем обществе друг к другу, а также к высокопоставленным особам. Издание 4 - е, 1900 год».
Может быть, Иван Иваныч живет вовсе не сейчас, а, скажем, в 1900 году? Может быть он штабной писарь? Но нет! Разве чеховские писаря зарабатывали двести рублей в месяц и носили фуражку с двумя молоточками?! Иван Иваныч с полным правом сообщает о себе:
- Я завидный жених! Только пальцем невесту помани! А мне глазное, чтоб имела собственную торговлю.
Иван Иваныч служит на фабрике «Красный Октябрь»; говорят, будто он «инженер, как инженер, - передовой, машину знает, и со всеми в ладу!»
Сижу я как - то с ним вечером у соседей, стараюсь понять, чем живет этот человек, чем дышит, не гадит ли случаем на производстве, а он разоткровенничался и говорит:
- Мое мнение все - таки, товарищ, что революцию сделали матросы и евреи, чтобы продать заграницу царские брильянты! Эх! я, ей - богу, товарищ, коммунистов уважаю - живи пока живется!
У меня от ненависти к нему сводит скулы...
. Иван Иваныч же, рыгнув на всю комнату винным перегаром, обращается к хозяйке дома, самовара и граммофона:
- Вы, Степанида Никитична, как женщина простая, не откажите мне в услуге по женскому делу. Мне кой - кого принимать надо будет, а комната у меня неважная, так что уж возьмитесь вы для виду за это дело. Почти как тетя! А я за могарычем не постою - вещами и деньгами.
- Ну, что ж! - улыбаясь говорит Степанида Никитична, - это мне в вас нравится.
И вот стали посещать Степаниду Никитичну старухи совсем особого вида. И не разберешь: не то подпольные акушерки такие бывают, не то сумасшедшие! Накрашенные, в шляпах с перьями и цветами.
Сбрасывает гостья с плеч потертую шубу на лисьем меху, крестится на угол и шепчет:
- Здравствуйте, милая! Мое предложение - ваш товар.
А Степанида Никитична губы сердечком складывает и, по доброй старинке, любезно отвечает:
- Уж нет! уж нет! Как можно? Предложение мое, товар ваш!
- А служит молодой кавалер? - вкрадчиво спрашивает гостья.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.