- А ну еще. Зачинай, Гринька! Гриша смущенно ухмыльнулся, потом расстегнул прямой воротник вышитой рубахи и спросил:
- «Хаз - Булата», что ли?
- К чертовой матери «Хаз - Булата», - ответили сбоку, - давай «Стеньку», - на что песенка!
- Ну, «Стеньку», так «Стеньку», - согласился запевала и, поправив волосы, тягуче завел:
Из - за острова на стрежень, На простор речной волны...
Звуки плыли, как разинские челны, казарма была похожа на высокие Жигули и ребята представлялись мне лихими разинцами.
Я незаметно для себя вплел свой голос в общий хор.
Все отдам, не пожалею, Буйку голову отдам... Глянул на инструктора. Он сидел, закрыв глаза, и тихо шевелил губами.
- Нравится? - крикнул я ему в ухо. Инструктор испуганно вздрогнул и, открыв глаза, тихо прошептал:
- Люблю я старинные песни. Не родные, тоскливые, а люблю...
Долго еще горевали о погибшей княжне персидской, горевали свежей напевной про «долю», про «колодников», чьи цепи измотают дорожную пыль.
Мы и не заметили, как вечер передал свои дела ночи, как прошла из фабрики последняя смена.
На углу казармы затренькала балалайка. Она весело аккомпанировала молодым голосам.
Эх, чай пила, самоварничала...
долетело до нас.
- Да это наша комса, - догадался я. - Айда к ним.
Через минуту мы шагали, ухватившись под руку, вместе с комсомольцами из фабричной ячейки.
Они уже обошли полпоселка и порядком нагорланились.
- Чего пели? - спросили мы девушку, шагавшую рядом с нами.
- Как чего? - удивилась та. - «Дуню», «Буденного», «Сирень цветет и «Кирпичики», а сейчас «По речке».
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.