Простившись, она нырнула в тихую окраинную уличку, над которой прохладно распласталась глубокая голубизна.
Между тем «а завод я продолжал ходить и ходить. Я уже узнал, что Настя - познавшая лишь простую грамотность, и то только по вступлению в комсомол - сейчас неутомимо борется зa культурный быт рабочих. Благодаря ее настоянию в столовой заведены умывальники с горячей водой, и только потому, что она воевала на нескольких собраниях - при заводском небольшом клубе появилась вполне оборудованная для спектаклей сцена.
И все это еще больше разжигало мой интерес к ней.
Но мои попытки узнать у ней что - либо по-прежнему не венчались успехом. И только на четвертый день наших заводских встреч мне повезло совсем неожиданно.
Мы выходили из заводских ворот в пестром потоке рабочих, залившем всю улицу. У ворот Настю уже дожидался ее знакомый - милиционер Оринин. Молодой и очень опрятный, Оринин без всяких выкрутас взял Настю под руку, я примостился с другой стороны, и мы двинулись вместе по знакомой улице. И на том же самом месте, не доходя до своего дома, к моему удивлению, Настя простилась не только со мной, но и с Орининым. А пока мы шли я заметил, что между ними существуют отношения самые сердечные и согретые.
- Вы давно знаете Настю? - спросил я Оринина, как только мы отошли несколько шагов.
- Да года два уж есть тому, как знакомы.
Мы разговорились без всякой натяжки. Оринин оказался очень симпатичным и даже немного женственным в своей сердечной мягкости.
- Настя, она очень твердая, это верно, - мягко говорил Оринин. - Прямо с улицы к ней не залезешь в душу. Не беспокойся. Сказать тоже про то что меня больше полгода к своей квартире не подпущала. А наша жизнь какая, известно при общежитии, коли ты холостой. И знамо надоедает. Готов в любую мышиную нору залезть - только бы одному побыть. Ну, вот, наконец - таки, она позвала меня. Назначила какой - то день отдыха, кажется церковный праздник. В одиннадцать дня, ровно на полчаса раньше условленного срока, я постучался в ее дверь. Постучался, а открыть мне никто не вышел. Я постучал еще и еще - не жалея ни кулаков, ни двери и потеряв терпение, самовольно вошел в темный и вонючий коридор. В квартире грязищи и нечистот - полно. Не зная номера ее комнаты, я наугад отворил косую дверку из тонких досточек и прямо обалдел по первости. Против меня, у печки - времянки стояла Настя, распустив по всей спине волнистые и длинные свои волосы. Стояла и ревела горько, во всю ивановскую. Я поглядел и, ну, оробел даже. С рук Насти сползала застывающая черно - бурая кровь. - Настя, - говорю я, - или убийство произошло? Как же, говорю, это так случилось, Настенька!...
А она еще пуще в слезы. Ну, уж, думаю, раз Настя плачет, так делов понаделано. Не такая девка, чтоб зря глаза мочить стала. И я усмотрел: в стороне на смятой кровати орала и металась какая - то пьяная баба и тоже вся в крови. Она распинывала белье ногами и непрерывно скрипела зубами, как мельница жерновом. По столу и полу валялись стаканы и чашки, нарезанные огурцы и капуста. Л селедка, заправленная луком, красовалась в золе у печки. В это время женщина - то с кровати, как вскочит - и ну меня всяко костит. По словам и узнал я кто она. А раз, говорю, так значит нужно и меры соответственные предпринять. Сходил я за домкомом. Захватили мы там веревку, пришли, увязали ее. Ну, покричала немного и капут - в сон вошла. Стали из рук стекляшки вытаскивать: не кричит. Ведь кровь - то шла от того, что она стакан разбила и стеклом себе все руки порезала. Вот Настя и перемазалась, возившись с ней.
Развязал я веревку. Настя в это время уж комнатушечку прибрать успела. Мы сели за стол. Молчим, как после драки. Потом Настя полотенцем стала вытирать свои слезы.
- Эх, - говорит, - Степа, Степа! Как мне сейчас перед тобой тяжело и обидно. Ну, прямо вся грудь трещит. И все, дескать, получилось из - за нее, черной лентяйки и бессовестницы такой! Ведь я накупила вчера про тебя капустки и огурцов, и вина было припасла, коли у людей праздник. И думала, что угощу тебя, поскольку есть возможность. А Ленка на это время уходить в село собиралась. А она, чертовка, на грех осталась и прилопала все, да еще разбуянилась. А я за тебя волновалась: придет, мол, увидит в чем дело, и поминай, как звали.
- А чего ж ты, - сказал я тогда, - не прогнала ее?
- В том - то и дело, что она здесь хозяйка. Ведь я у ней в этой комнатушке живу.
- Да, как же, - говорю, - ты живешь с ней, коли она - и сам черт не выговорит - чем занимается?!
- Что ж я поделаю, если, нет другой квартиры.
- Да разве мало у тебя на заводе подруг. Или разве нет в Москве общежитий!
- Подруги тоже не во дворцах прохлаждаются. Да, ведь и я не в помойной яме живу. В приспособленном помещении. Чудак ты, милый Степа, право.
И сама засмеялась. Уж больно она рада стала, что я остался. Ну, а мне не до смеху.
Целую неделю стоял на дежурствах сам не свой...
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.