Виктор Глушков, академик, Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и Государственных премий, вице-президент Академии наук УССР, директор Института кибернетики АН УССР, депутат Верховного Совета СССР
Автобиография... Чаще всего это белый листок бумаги, на котором ты доложен изложить всю свою жизнь. И чем. длиннее, насыщеннее она была, тем труднее придать ей короткую, лаконичную форму. Тем более автобиографии ученого, человека, связанного с большим коллективом преданных соратников многочисленными невидимыми узами, столь крепкими, что порой даже трудно понять, что предложил ты, а что сделали они. И как ты ни стараешься, никак не можешь рассказать в автобиографии обо всем, о чем так хотелось бы, о том, чему ты посвятил свою жизнь, обо всех, с кем шел к цели рука об руку.
С чего же начать? Может быть, с того, как рос в небольшом городе Шахты? Или же с того, как ходил в школу? Но в этом моя биография похожа на многие тысячи других. Как и у большинства мальчишек, в те годы одно увлечение у меня сменялось другим. В третьем классе меня очень интересовали животные и растения, и где-то в глубине души я надеялся стать известным биологом. Но в пятом классе начал увлекаться геологией и минералогией и думал, что как раз в них мое призвание.
В шестом классе занимался радиотехникой,. радиоуправляемыми, моделями, то есть тем, что сейчас принято называть автоматикой и телемеханикой. Вскоре моим главным увлечением стали математика и физика. Они давали мне теоретическую базу для конструкторских работ. Увлекся я тогда же идеей моделирования человеческого мозга. И как оказалось потом, мои последние школьные увлечения были самыми сильными и серьезными.
Когда же был сделан первый шаг именно в этом, решившем для меня все направлении? Сейчас, пожалуй, точно и не определишь. А может быть, все это началось с электрической пушки, которая была описана в журнале «Техника – молодежи». Родилась у меня тогда идея усовершенствовать ее. Вот чтобы сделать это, рассчитать траекторию снарядов, и занялся я математикой. Занялся и увлекся. К восьмому классу знал ее уже в объеме технического вуза.
Пушка была моей гордостью. Стреляла она снарядами, сделанными в виде ракет. Заинтересовался я тогда мыслью Ньютона: если на большой горе установить пушку и выстрелить, то снаряд станет спутником Земли... Мечталось проверить...
Я так увлекся пушкой, что даже думал стать артиллеристом. Мысль эта укрепилась, когда услышал по радио, что началась Великая Отечественная война. Я тут же подал заявление в артиллерийское училище, но разочарование не замедлило постигнуть меня. Не только, в училище не приняли, но и вообще отказались в армию призывать. И все из-за сильной близорукости. На фронт я все же попал, правда, только на трудфронт. Под Сталинградом рыл окопы и противотанковые рвы.
После освобождения Донбасса работал на шахте и учился в Новочеркасском политехническом институте. Хотел я заниматься и теоретической физикой. На физико-математический факультет Ростовского госуниверситета пришлось сдавать экстерном. Практически за два года, одновременно с Новочеркасским политехническим, закончил я университет... Но... стал математиком, а не физиком, как хотелось. Почему? Да потому, что по теоретической физике нужно было проделать большое количество лабораторных работ. А я, вполне понятно, не имел возможности выполнить их. Вот и пришлось заниматься математикой, где никаких лабораторных работ делать было не нужно.
Но хотя я начал свою творческую жизнь в науке с математики и занимался самыми абстрактными вещами, такими, как теория групп, топология, я еще интересовался электронно-вычислительной техникой. Отношение к кибернетике тогда было не совсем доброе. Но кое-что в этом направлении делалось. В 1951 году Государственная комиссия приняла первую на европейском континенте и в Л2ССР электронно-счетную машину МЭСМ. Она была создана не сам по себе еще не есть законченный продукт. Вот когда вы начините.его некоторым минимумом программ, только тогда он и станет электронным мозгом. Без этого вы фактически, настоящей машины не имеете. Без так называемой операционной системы перед вами просто металлические ящики, забитые транзисторами да проводами.
Машины, созданные в то время, были чрезвычайно примитивные. Это так называемое первое поколение ЭВМ работало на лампах и было не очень надежно. О том, чтобы применять эти электронно-вычислительные машины для управления, скажем, промышленностью, экономикой и так далее, тогда и речи не шло. Работы же по созданию искусственного интеллекта у нас практически еще и не начинались. Честно говоря, тогда мы значительно отставали.
И в то же время у нас было очень большое преимущество, которое сохраняется и до сих пор. Заключалось оно в том, что для математической эксплуатации ЭВМ у нас сразу же пришла когорта математиков очень высокой квалификации, таких, как академики М. А. Лаврентьев, М. В. Келдыш, А. А. Дородницын... Вполне понятно, что они привнесли в использование ЭВМ высокую математическую культуру.
В связи с этим возник интересный парадокс. Бесспорно, наши первые электронно-вычислительные машины были несколько слабее американских. Хотя, справедливости ради, хочу заметить, что БЭСМ ненамного уступала лучшим американским ЭВМ. Мы отставали разве что только по параметрам некоторых устройств, скажем, периферийных, магнитных лент и других. Но наши математики делали не просто программы применительно к существующим методам, а специально изобретали новые методы, позволяющие им использовать электронно-вычислительные машины более эффективно, наши машины применялись для научных расчетов с гораздо большей отдачей. Мы нередко решали такие задачи, которые американцам были явно не по зубам.
В это время я жил и работал в Свердловске и вплотную не занимался ни кибернетикой, ни электронно-вычислительной техникой. Но уже тогда я пришел к кое-каким интересным идеям, которые позже послужили основой для моей научной работы в области кибернетики.
Помню, проблемы памяти меня заинтересовали еще как математика. А в это время и кибернетика уже выходила на широкую дорогу. В 1955 году было принято решение об организации вычислительных центров, аналогичных Вычислительному центру Академии наук СССР, в ведущих республиканских академиях. В том числе и при Академии наук Украины. В Киеве же, где была создана первая советская вычислительная машина, жизнь в этом направлении после отъезда академика Лебедева со своей группой совсем замерла.
Как я попал в Киев? Да скорее всего благодаря случайности. Руководитель Института математики АН УССР академик Гнеденко узнал, что я, с одной стороны, математик, а с другой – инженер. Он счел, что все это дает хорошую основу для работы в вычислительном центре. И пригласил меня.
И вот в 1956 году я приехал в Киев. До этого я никогда на Украине не жил, но с того времени вся моя судьба связана с ней, с Институтом кибернетики. Сейчас я уже не могу представить себе свою жизнь без днепровских просторов, без золотистых полей, с трелью жаворонка, которого и не увидишь в бездонной сини высокого неба, без милого и дорогого моему сердцу красавца Днепра.
Каждый раз, когда я прихожу к нему, невольно вспоминаются слова: «Чуден Днепр при тихой погоде...» Конечно же, он чуден, величествен и прекрасен. И не только при тихой, при любой погоде. Чуть ли не каждую субботу прихожу я к нему после трудной, подчас даже изнурительной недели, когда не знаешь еще, все ли успел сделать, по тому ли пути в представшей неожиданно проблеме пошел сам и повел учеников.
Сядешь на берегу, посмотришь на воду, мерно, но могуче бегущую перед тобой, или же в футбол поиграешь часок-другой, а потом окунешься в Днепр – и новые силы вливаются в тебя наполняют уверенностью и спокойствием. И невольно чувствуешь – путь преодоления найден, он где-то рядом, совсем рядом... Минута-другая, и он перед тобой... Такое случалось не раз...
А сколько дум приходит в голову, когда сидишь с удочкой? Ничто и никто не мешает тебе. Только легкое лепетание спокойно текущей воды нарушает неправдоподобную тишину. И сколько, казалось бы, неразрешимых проблем вдруг становились совершенно ясными в этой идиллической тишине, когда платиновым отливом заблестит на заброшенном тобой крючке рыбья чешуя...
Но не хуже и зимний Днепр, когда его и не видно подо льдом. Только в проруби. Мелкими иголочками колет обжигающая тело вода. Вместе со сковывающим на секунду холодом чувствуешь какой-то новый прилив сил и, кажется, можешь своротить после этого купания целые горы проблем, еще недавно ставивших тебя в тупик. «Моржом» я стал случайно: прочитал о них и решил сам попробовать. Понравилось.
Помню, один из моих товарищей не поверил, что можно вот так просто, без какой бы то ни было специальной физической подготовки взять да и стать «моржом». Решил он посмотреть на все собственными глазами и пошел со мной. Я плавал, а он у проруби стоял, наблюдал, убеждался в возможности «подобного эксперимента». И все бы хорошо, но уже через несколько дней я раскаивался в том, что позвал недоверчивого коллегу с собой. Мне-то ничего, а он... сильно простудился. Вот и разберись после этого, что кому можно, а что нельзя... И все же зимним плаванием в Институте кибернетики теперь многие занимаются.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.