Слов согласность

Многие наши исторические романы не повествования, созданные волшебным воображением и головокружительной краткостью Пушкина, а нудные, громоздкие изображения забытой действительности. Быт, тенденциозность мыслей угнетают. Имею в виду такую тенденциозность, когда проводят намеренные параллели. Получается это оттого, что писатель не может полюбить и вжиться в эпоху, искусственно притягивает моменты и героев из прошлого, а также лепит деятелей «старины глубокой» с нынешних людей, якобы подобных судьбой, и, главное, энергией мысли с теми, далекими. Незнание природы русской жизни бывает настолько велико, что страшно видеть, как автор под нее старается подделаться... Повторяю: одного знания, изучения мало; прозрение дает душа.

— Виктор Иванович, вы полтора десятилетия пишете прозу. Что определилось в вашем творческом кредо на сегодняшний день, на ближайшее будущее?

— Со временем писатель меняется так же, как человеческое лицо с возрастом: появляется в нем что-то новое, но главное остается. Все называют меня лириком. А я, кажется, и не знаю, кто я такой. Я хотел бы быть эпическим писателем. Люблю эпос, больше в него верю. Сюжетность эпических произведений не так обкрадывает действительность, как, скажем, рассказ. Вся душа моя на стороне эпоса... Но чего-то мне хватает, возможно, терпения. Возможно, у меня нет дара сюжетного повествования. А душа готова охватить все.

— Душа, чувства… Вы относитесь с пристрастием к этим понятиям. Насколько он» связано с процессом творчества?

— Связано неразрывно. Я считаю, что фраза – это душевный жест. Вся расстановка слов – от душевного склада писателя. Я прислушиваюсь к той мимолетной, внутренней речи, которую произносишь про себя, ловлю кружение слов. И вот вдруг фраза блеснула (иногда выскакивает целый абзац). Скорее, не фраза, а брожение слов, предчувствие верной ситуации, какого-то поворота в душе персонажа, погружение в тайну. Надо торопиться, чтобы не ушла таинственная, чудесная жизнь. Потом дорабатывай, убирай повторы, ищи слово поточнее. Но это уже дело второе. Нерв пойман! За то, что хвалят, найдено только чувством, душой. Литература – не от головной боли. Русская литература – гармония сердца и ума.

Черновиков у меня очень мало, обычно три варианта. Ругаю себя, надо искать и править без конца. Раньше писал от руки, роман же печатал на машинке, лучше видно текст. Сочиняю, сидя за письменным стадом. Если увлекусь, посторонние в комнате не мешают. Насколько можно уйти в себя? Знаете, как пишет Распутин? Порой, закрыв глаза, бисерно испещряя карандашом бумагу... Весь где-то там... Великая сосредоточенность!

— Можно ли так работать ежедневно? Как вы относитесь, Виктор Иванович, к девизу «Ни дня без строчки»?

— Ни дня без строчки... – Он немного помолчал. – Один сказал, а все повторяют. Зачем призывать к этому? Писатель и без того работает всюду и всегда. Сегодня не записал, завтра запишешь, напишешь. Только машину включают каждый день. Душа устает от ежедневного напряжения. И почему о «муках творчества» повторяют особенно часто? А радость? Наслаждение?

— Как известно, стихов вы не пишете. Но много в вашей прозе от поэтического видения мира. Что нравится вам из современной поэзии?

— Многое не нравится. Будто бы пишут поэты о постороннем, словно на этюды ходят. Души не чувствую. Люблю Николая Рубцова. Нравится Владимир Соколов. Трепетное отношение к жизни, правдивость в каждом слове, любовь к своему народу – вот что должно быть во главе утла и творческой и общественной деятельности человека.

В курс общественных забот Лихоносова попал я сразу по приезде на Кубань в кабинете первого секретаря Краснодарского крайкома ВЛКСМ А. Маслова. За полчаса перед моим приходом писатель говорил с ним о проблемах краевых литобъединений. Член бюро местного отделения Союза писателей, председатель совета по работе с молодыми писателями, член Ревизионной комиссии Союза писателей РСФСР, Виктор Лихоносов в работе этой живо заинтересовав. Много ездит по краю, встречается с молодыми, начинающими писателями, выступает на семинарах, со страниц газет и журналов. Обращаясь к молодежи в альманахе «Кубань», он говорит: «Искусство не обманешь. Как живешь, так и пишешь. И выветренную душу за столом не раздуешь никаким горном... О самом главном для себя нужно писать каждый раз. А главное для себя, если оно искренне и несуетно, становится, как ни странно, главным для всех... Как огня, бойтесь холостых слов... Слово – наш хлеб. И, как хлеб, слово должно быть насущным...»

Потом мы встречались с Виктором Ивановичем во время работы VII съезда писателей СССР, делегатом которого от Краснодарской писательском организации он был. Взволнованный выступлением на съезде Ф. Абрамова, он с удовольствием говорил о высотах «деревенской прозы».

– Литература наша выросла, созрела и стоит на пороге чего-то нового... – сказал он.

Мысль эта отлично раскрыта в пронизанной страстью и болью одной из последних его статей: «Мне, сибирскому горожанину, досадно, что Москва и Ленинград, Псков и Новосибирск остались без своих преданнейших певцов... Я иду по старому Арбату и жалуюсь, что послевоенная московская интеллигенция, да и весь колоритный, типичный московский люд, не воскресли под пером какого-нибудь своего Василия Белова, такого сокровенного, теплого, наполненного преданиями и звуками родной стороны! Вот где мы споткнулись, оплошали, вот еще где мы в жутком долгу перед этим народом, и оттого порою раздражаемся половинчатостью нашей текущей литературы. Нужны певцы, страдатели за город – какими были «деревенщики» у себя дома... Опишите свои родные гнезда так же сочно, как «деревенщики» свои, пишите без конца, чтобы мы наконец сказали, как про «деревенщиков», – да хватит! сколько можно? И душу нам свою отдайте...»

В заключение Лихоносов сказал:

– На съезде много говорилось о литературной смене. Задачи, поставленные съездом, мы постараемся претворить в бытие творческой жизни у себя на месте. Нас очень беспокоит вопрос о творческой молодежи. Не сомневаюсь: мы не пропустим на Кубани свежий талант, а значит, и поможем ему, пригреем. Но на одном благодушии забота о молодых никогда не стояла. Нужна требовательность! Что же касается моих глубоко личных чувств, то они вот какие: я жду появления замечательных, талантливых писателей, которых мы не просто похвалим, примем в наши творческие ряды, но на которых захочется, что называется, молиться. Это будет моей (и нашей) самой большой радостью.

Знойная Москва в дни съезда писателей показалась, наверное, Лихоносову особенно шумной, суматошной. Зато осенью вознаградил его умиротворенностью русский Север, где он побывал вместе с писательской делегацией, в составе которой были В.Белов, В. Распутин, В. Потанин.

– Вот закончу роман, поеду по стране. Хорошо бы побывать на родине, на Псковщине, в Костроме, хочется увидеть Тобольск. О поездке в Грецию, Индию пока только мечтаю...

Что еще помогает Виктору Ивановичу в трудах праведных? Хороший футбол, который он любит смотреть по телевидению... Настенька в музыкальную школу поступила... Да много их, житейских разных разностей.

Житейское и возвышенное. Строки из писем, приходивших с кубанского хутора, П. Л. Вячеславов цитировал в своих посланиях в Париж к жене И. А. Бунина В. Н. Муромцевой-Буниной. Она послала Виктору Лихоносову книгу. Когда он получил ее, Веры Николаевны уже не было в живых. Будто бы завещание держал он в руках, читая на обложке: «Жизнь Бунина»...