Посреди площади, перед гостиницей, на мощном бетонном пьедестале высится выкрашенный в коричневый цвет верблюд. Изваяние несколько преувеличивает истинные размеры животного, а потому выглядит еще более внушительно. На прокаленном солнцем городском бульварчике, где деревья и кустарники не торопятся тянуться вверх, а стараются прижаться друг к другу и хотя бы так защититься от безжалостного зноя и сухого ветра пустыни, есть еще несколько цементных животных. Но козы, овцы, олени, горные козлы и архары выглядят поскромнее бетонного верблюда. Предпочтение, отданное двугорбому гиганту пустыни, понятно: в скотоводческом Южно-Гобийском аймаке с его миллионным стадом верблюд – главное домашнее животное, опора хозяйства. Здесь их больше, чем в любом другом районе Монголии. И когда по осени в центр аймака собираются на свой традиционный слет передовики села, то гвоздем праздника становятся пятнадцатикилометровые скачки на верблюдах, а не на конях, как где-нибудь на севере, в Хангае, например.

В 1931 году в голую степь, где теперь стоит Далан-Дзадгад, пришел караван в 60 верблюдов. Караван привез тридцать юрт, которые стали первыми жилищами нынешнего аймачного центра. А первые автомобили добрались сюда только через двадцать лет. И когда в 1954 году на созданную здесь 16-ю автобазу прикатили шестьдесят советских «МАЗов», по случаю такого чрезвычайного события состоялся митинг, на который собралось все население города.

Шестьдесят верблюдов, шестьдесят автомобилей – случайное совпадение чисел, но сколь оно красноречиво! И когда теперь в центре города видишь монумент неприхотливому животному, понимаешь, что это не только от признательности человека своему извечному помощнику, который был рядом от первого колышка. Это еще и точка отсчета, напоминание: отсюда мы начинали.

...Программа, которую предлагает Гонгор, второй секретарь аймачного комитета ревсомола, выглядит очень заманчиво: утром мы отправимся в стойбище к Шаравын Самбу, одному из лучших верблюдоводов объединения «Гэрэлт зам» («Светлый путь»). Это совсем рядом, как говорит Гонгор, с аймачным центром. По дороге мы заглянем в заповедное ущелье Елын-ам (ущелье Бородатого Орла-ягнятника), потому что, побывав в Южном Гоби, нельзя обойти стороной ее жемчужину.

Я сразу соглашаюсь: об этом удивительном уголке еще накануне мне рассказывал экскурсовод аймачного краеведческого музея Мангайжав. Он водил меня из зала в зал, от стенда к стенду, подробно знакомя с богатствами своего края. Здесь есть уголь, медь, хром, свинец, железо, вольфрам, кварц и хрусталь, агат и яшма. Найдены битуминазные асфальты, вулканический туф, гипс, асбест, охра. Он показывал окаменевшие стволы деревьев и папоротников, и как-то сразу становилось понятно, почему именно в Гоби находят окаменевшие кости и яйца динозавров, ящеров и других живших здесь миллионы лет назад животных, которые не встречаются в иных местах земного шара. И тускнело вынесенное со школьной скамьи впечатление, что Гоби – это пустыня.

Под конец осмотра Мангайжав показал картину: в узком ущелье мчался горный поток.

– Это Елын-ам. Даже в самое жаркое лето там не успевает растаять лед.

И сразу забылись барханы, которые струились песком на соседних картинах: если есть такие горные реки и ледники, то не такая уж это пустыня...

...Представьте бесконечную плоскую равнину и над ней бездонное голубое небо. По равнине мчится «уазик». Если смотреть на него со стороны, то увидишь, как юркий автомобильчик резво глотает километры, оставляя за собой легкое облачко пыли. Но, сидя внутри машины, как-то теряешь ощущение скорости. Мчится навстречу плоская в мелком камешке земля, с низкими кустиками полыни, верблюжьей колючки, собранной в щепоть выгоревшей травой. И нет ни одного привычного ориентира, который помог бы оценить движение: ни дерева, ни телеграфного столба, ни оврага. И горизонт, как бездушно прочерченная линия, замер на месте, не меняя очертаний, – прямая линия между небом и землей. И дорога, которой мы мчим, не дорога, а чуть стертая ранее прокатившимися здесь шинами почва.

– Долго еще ехать? – спрашиваю Гонгора.

– Уже рядом, – отвечает он. Потом, подумав, добавляет: – В Гоби все рядом. Спросишь, далеко ли стойбище такого-то, обязательно ответят: рядом. А это может быть и пять километров, и десять, а может, и целый день пути...

Слева небо скребет цепь гор. Невозможно определить их истинные размеры, потому что вблизи тоже нет ориентиров. Вершины одеты в сверкающие на солнце шапки. Вечный лед или выпавший за ночь снег – ничего не поймешь.

Мы влетаем в распадок и мчимся по дну пересохшей горной реки. Русло ее нешироко и устлано мелким камнем. Видно, что даже в бурный период ее жизни здесь не особенно-то много воды, а теперь на дне кустится жухлая трава, и шустрые суслики, то и дело выскакивающие из-под колес, спешат наготовить ее впрок для долгой зимы.

Бате, нашему водителю, надоедает кружение по руслу, и когда оно поворачивает за очередной длинный, отлогий склон холма, он посылает машину поперек склона, вверх. Сердце падает: еще ни разу не доводилось въезжать на такую крутизну. Откидываешься на спинке сиденья, как космонавт перед стартом, и видишь впереди не землю – небо. Когда, вырвавшись на вершину, мы останавливаемся на мгновение и я вижу впереди уходящий градусов под 45 склон, мне кажется, что Бата оказался в ловушке: съехать отсюда можно только кубарем, через голову. Но машина опустила нос и осторожно покатила вниз. Упираюсь ногами в переднюю стенку кабины, хватаюсь руками за сиденье и чувствую себя всадником, привставшим на стременах, когда норовистый жеребец попытался вышвырнуть его из седла.

Проделав подобную вольтижировку еще несколько раз, Бата остановил машину на полянке у входа в узкий каньон и приоткрыл дверцу. Мне показалось: сейчас начнется самая опасная часть пути. А он просто сказал:

– Приехали.

Я не поверил. Жемчужина Гоби, на мой взгляд, должна была выглядеть иначе. Гряда гор в этом месте была рассечена узким ущельем, по дну которого струился ручей в два-три метра шириной. Перейти его можно было по торчавшим из воды валунам. Но если бы вдруг пришлось оступиться и с камней соскользнуть в воду, она достала бы только до щиколотки, не выше. На вершине одного из утесов распластал могучие крылья хозяин ущелья – орел-ягнятник. Я сразу узнал его, вспомнив рассказанную еще в Москве историю о наших туристах. Заметив орла, они долго крались к нему, прячась за камнями и выступами скал. Они боялись, что птица взлетит раньше, чем они сделают удачный кадр. Они в общем-то не зря изодрали колени и локти: орел не взлетел. Он не взлетел бы, даже дерни его за хвост: ягнятник был из бетона.

– Пойдем ниже, к леднику, – предложил Гонгор.

Мы отправились вдоль ручья, и метров через сто, где скалы-берега почти столкнулись лбами, я увидел прижатый к каменной стене, узкий, метров в десять длиною язык слежавшегося снега.

– Ну как? – спросил Гонгор. – Скоро зима, а он все еще не стаял. Так и останется до будущего лета...

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.