Сторона по имени Гоби

Наверное, нужно родиться в Гоби, чтобы так искренне удивляться ручью, что ухитрился не пересохнуть за лето, глыбе льда, не успевшей растаять до осени, горам, едва прикрытым растительностью. Гоби учит радоваться и восторгаться немногим.

Когда мы снова выехали на равнину, Бата не искал дорогу, а погнал машину прямо по степи, ориентируясь, как я понял, по солнцу. А может, он просто хорошо знал эти места и потому не боялся заблудиться. Примерно через час мы выехали к двум десяткам беленьких юрт, окруживших массивное каменное здание, стилизованное под горную виллу где-нибудь в Альпах. Рядом с юртами на высоком флагштоке болтался полосатый аэродромный конус. От неожиданности все воспринималось как мираж.

– Туристский центр, – объяснил Гонгор. – Самолеты привозят отдыхающих прямо к юртам. Благо взлетную полосу строить не надо, садись, где хочешь: на десятки километров вокруг естественный аэродром.

Несколько рабочих разбирали юрты, грузили на грузовик кровати, столы, брезент, ковры.

– Сезон окончился, – продолжал Гонгор. – Теперь до будущего лета юрты увезут в Далан-Дзадгад.

– Откуда приезжают туристы? – спросил я.

– Из многих стран. Из Европы едут. Даже из Америки. Есть такой маршрут: две недели – у нас, в Гоби, две – в Гонконге. Туристов возят в ущелье. Потом на верблюдах в барханы. Дают сухой паек – и на весь день в пески. Там они фотографируют друг друга на верблюдах, рядом с верблюдами, но в основном лежат раздетые на солнце – как это по-русски? – загорают.

Он искренне рассмеялся. Наверное, это занятие приезжих казалось ему по меньшей мере странным...

...Верблюдов мы увидели сразу.

Большое, голов в двести стадо лежало несколькими группами, и от непривычного его вида сначала было трудно понять, что это – каменные глыбы или кучи сена. Когда мы подъехали вплотную, животные встали.

– Жалко, что на вас не дэли: к халату пастуха верблюды привыкли, а так принимают за чужого. Наши животные полудикие, – не то сетовал, не то предупреждал Гонгор.

Я не торопясь пошел к ближайшей группе, все время поглядывая в видоискатель фотоаппарата, чтобы не упустить кадр, и вдруг увидел, как навстречу мне двинулся огромный самец. То ли его разбирало любопытство, то ли он готовился к атаке – понять было трудно. А искушать судьбу не хотелось.

– Может быть, позвать пастуха? – предложил я.

– Верблюды пасутся одни. Пастух на стойбище, – ответил Бата.

Низкая пойма была сплошь покрыта кочками, из которых торчали высохшие стрелы высокой травы, похожей на наш камыш. В ее зарослях бродили плюшевые верблюжата.

– А вот и Самбу! – Бата показал на пожилого монгола в темно-лиловом халате и фетровой шляпе, который вел в поводу верблюжонка. Следом из камышей тянулись остальные. Подойдя к нам, старик улыбнулся доброй улыбкой и протянул руку. От улыбки по его прокаленному на солнце лицу побежали мелкие морщинки, но в рукопожатии чувствовалась сила привыкшего к физическому труду человека.

– Проходите в юрту, – пригласил он. – Я сейчас.

Рядом с жильем в землю были вбиты колья, а между ними натянуты толстые веревки. Старик привязал конец повода, на котором привел верблюжонка, к этой веревке и поставил перед ним бадью с водой. Рядом он привязал следующего, потом еще, еще. Он делал все это не торопясь, но как-то очень споро. Верблюжата жалобно покрикивали и доверчиво тыкались мягкими мордами в руки, плечи, грудь Самбу.

Юрта, в которую нас пригласил хозяин, была, как я понял, и спальней и гостиной. Вместо обычной железной печки в центре, в окружении. низких табуреток стоял низенький столик, покрытый цветной клеенкой. У стен – два диванчика-лежака, железная кровать с никелированными стойками и тумбочка с зеркалом и транзисторным приемником. Пол покрывал войлок, поверх которого был разостлан ковер. Меня усадили на самое почетное место – лицом к входу.

– В этой юрте мы живем, – сказал Самбу. – Вторую приспособили под кухню. Летом, когда готовишь, в юрте становится очень жарко. Но зимой придется и здесь ставить печь.