Ветреная жара перетекла из воскресенья в понедельник, охотно, не сбавляя радости, зашумела в его честь. Коля глаз еще не открыл, а уже понял: проспал! Солнце горячо, нетерпеливо лизало ухо, вырвавшись из тесной листвы черемухи под окном, влетев наконец в комнату.

Вскочил, дорожа временем, слегка только, для полноты режима, помахал руками-ногами, натянул трико, решительно вышел в прихожую. На двери Милитины Фоминишны блестел маленький, с монетку замочек – значит, ушла надолго, не в огород и не к соседке, иначе бы не навесила. С пятерней в затылке приплелся к умывальнику, потом медленно, со вздохами, выпил ковш воды, вернулся в прихожую. Увидел: дверь в комнату Нади и Дуси стояла распахнутой. «Евдокия летела. Как же это Фоминишна шла, не заметила? А-а... Еще и окно настежь. Ухты, как тянет!»

С трепещущим присвистом реяли, летели в комнату ситцевые занавески, дрожала, перекатывалась упругая рябь по их розовым цветкам. По стене, по потолку бесшумно бежала, переливаясь, тенисто-солнечная волна, и ее бегущие отсветы, блики, сталкиваясь, казалось, тоже посвистывают, позванивают, тоненько шепчут – так слагался волнующе свежий, счастливый голос июньского дня.

Под его вольный чистый трезвон Надя спала крепко и сладко. Сбилось розовое пикейное одеяло – смуглые плечи чуть пристыли, засветились матово у ключиц, нежно, сонно отяжелевшие груди освободили какую-то таящую розоватость ложбины – может быть, так отсвечивало скомканное на животе покрывало, а открытые ноги тоже чуть призябли, особенно сильная, белая кожа выше колен, еще не хватившая солнца.

Все это Коля вобрал в один миг, замер, покраснел, быстро захлопнул дверь и метнулся к себе. «Ну, Евдокия! Ну, мать честная! Расхлебянила – ходи тут за ней, закрывай. Прямо в стыд ввела. Вот ведь в самом деле. Надо же. – Так, чуть не вслух бормоча, Коля тыкался из угла в угол, не замечая ни раскрытых учебников, ни конспектов, – И окно так бросила. Сдует еще чего, разобьет. Да мало ли чего может, при открытом-то. – Коля еще пометался, покружил по комнате. – А что там случится? Да ничего. Не выдумывай, Коленька... А все ж таки нехорошо с распахнутым-то».

Он на цыпочках подошел к Наде.

– Надежда-а, – позвал прогорклым шепотом. – Надя. Окно-то закрыть?.. Ну, и спишь ты. Слышишь? – Голос рвался, оседал в сухой колкий хрип. – Закрыть, нет окно-то? – Коля присел на железный краешек кровати, выставившийся из-под матраца.

Надя, не просыпаясь, вздохнула с какими-то смутными словами, повернулась к нему, с сонной доверчивостью выпростала, протянула руку.

Он отвернулся, поглядел в окно.

– Надя! Хватит спать-то!

Очнулась, с резким, еще немым испугом отпрянула к стене, судорожно потянула, не расправляя, ком покрывала на себя.

– Ты что, Колька? Ты что? – на просящей, жалобной нотке прорезался голос, но тут же окреп, набрал возмущенную зычность. – Ну-ка, уматывай сейчас же! Подкрался! Кот ободранный! – Она толкнула его, но Коля удержался, пересел поглубже, перехватив Надины злые руки.

– Кого бьешь? Кого гонишь? Пожалей некурящего! – Попробовал поцеловать в плечо, в шею, в щеку – куда удастся.

Надя вырвала руки, опять уперла кулаки в Колину грудь.

– Уйди, я кому сказала! Колька, выйди вон! Ну, паразит. Ну, паразит! – Надя наконец изловчилась и так двинула, что Коля слетел с кровати, почти сел на пол, но успел выставить назад руки.

– Надежда, ты не знаешь Колю Щепкина! Война, теперь война! Мир кончился. – Коля поднырнул под ее молотящие кулаки, обнял ее. – Ты не знаешь, как он к тебе относится. Ты снишься ему по ночам. На лекциях снишься. – Удалось, поцеловал в щеку, сквозь пахнущую хвоей прядь...

Но и после Надя не подобрела. Молча полежав, она локтем опять так двинула Колю, что он, обидевшись, встал и перешел на табуретку.

– Теперь-то зачем дерешься?

– Затем...

Полежала, помолчала, опять сказала недовольно и зло:

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.