«Трудно мне сейчас описать мое состояние, но, конечно, я был в экстазе; может быть, словами «героическая торжественность» можно было бы на звать охватившее меня чувство на живой, трепещущей земле... И никакого страха, ни малейшего сознания опасности не чувствовал я. Мелки были всякие соображения и ощущения, кроме одного, захватившего: двинулся космос и треплет и мчит меня в его ритмах небывалых, незнакомых мне. И земля, которую я знал до той поры, оказалась иной... Впереди открывались необъятные просторы».

Это пишет Кузьма Петрович Водкин. Пишет, спустя тридцать с лишним лет после пережитого. И, хотя эти строки прямо посвящены лишь эпизоду в его жизни – извержению Везувия, свидетелем которого довелось стать художнику во время его кратковременной поездки в Италию, – звучат они куда значительней простого воспоминания. Может быть, потому в первую очередь, что он, питавший особый, жадный интерес к стихиям, все детство мечтал увидеть Везувий, и вот добрался наконец до этой горы, да еще в пору, когда грозный великан пробудился, и закашлял, и расплевался кругом раскаленными камнями.

Но, пожалуй, наиболее примечательным, наиболее значительным в этих словах является их полная – взамен унылых монографических дефиниций – применимость (в этих же выражениях!) к характеристике самых важных особенностей творчества талантливейшего российского живописца.

«Героическая торжественность...». Всмотритесь еще раз в полотна Петрова-Водкина, в его девушек, пришедших к Волге, в его купальщиц, в его крестьянок, полных глубокого, естественного достоинства, живущих в поразительном гармоническом согласии с землей, с природой, друг с другом, ступающих по земной тверди и одновременно по своей жизненной стезе торжественно и легко, как это и пристало им, испокон веков живущим на этой земле, возделывающим ее, осознающим ее как нечто живое и священное, достойное любви, ласки, вечной верности.

«На живой, трепещущей земле...» Землю, ее просторы, ее глыбистость и неясность Петров-Водкин ощущал особенно сильно и старался охватить художническим, философским взором всю разом. Этим ощущением Земли – не пейзажа, не фона, на котором располагаются люди – персонажи, не сочиненной живописной декорации, милого, списанного с натуры уголка окружающей нас природы, а Земли – обиталища людей, Земли – планеты, населенной человечеством, – этим ощущением веет почти со всех полотен художника.

Не самый хрестоматийный пример: «Утро. Купальщицы». На передний план полотна, к самому краю картины выдвинуты обнаженные фигуры женщины и ребенка. Молодая мать держит за руку своего первенца, она подвела его к воде, как к таинственной купели, как к реке жизни, которая определит что-то весьма значительное в его судьбе. Материнская нежность сочетается в ней с такой светлой отрешенностью, с таким самоуглублением, что это отзывается в ребенке, в его облике чем-то светозарно-печальным и торжественным одновременно. Возникает гордое и щемящее чувство великой ответственности за жизнь матери и за это дитя человеческое, вступающее в неведомый мир. И внимание наше приковано к этим обнаженным фигурам: столько тут чистоты, одухотворенности, трепетной глубины.

Обязательно обратите внимание на фон, не пренебрегите им; привычный водкинский ракурс – сверху чуть наклоненным лучом падает взор художника, серебрится зелено-голубая прибрежная трава... Но вглядитесь внимательней: это же целые хребты, горные цепи, перевалы уместились на крошечном пространстве близ воды. Планетарное, космическое видение мира стало специфическим, неотъемлемым, сущностным для Петрова-Водкина.

«Двинулся космос и треплет и мчит меня...» Не в прозаично-прикладном и не в возвышенном «научно-фантастическом» смысле, а в постижении мира, жизни, человеческого предназначения, человеческой сути как величественного, космически огромного мироздания возникла и развивалась эта тема на протяжении всего творческого пути художника. Подобно тому, как мыслители-физики с первых десятилетий XX века во всеоружии новейших откровений науки день ото дня прибавляющей к океану накопленных знаний новые и новые драгоценные капли, ищут стройную и такую необходимую единую теорию поля, так всегда стремились к цельности, к масштабности, всеохватности художнического зрения самые большие, самые талантливые мастера.

Им на рубеже веков мало было уже конкретности типического, способной вместить в себя бесконечное. Им нужна была сама бесконечность с ее волнующей тайной пространства – времени, то великое общее, что объединяет человека с себе подобными и с природой, с голубой планетой Земля, с небесным сводом, где кружатся по неизведанным путям иные миры, с манящими глубинами космоса. Эти художники были людьми нового., века, и им надлежало стать великими новаторами или уйти в небытие. Многие из них не удержались на грани, отделяющей подлинное от мнимого, и стали лжепророками. Но это не были лучшие. Петров-Водкин, конечно же, принадлежит к числу подлинных новаторов; может быть, только он был особенно, истово последователен и целеустремлен в этом эстетическом поиске.

Достаточно взглянуть на небольшое полотно «Фантазия», чтобы проникнуться этим удивительным, вдохновляющим художника чувством причастности человека к жизни Земли-планеты, к движению исторического времени. Красный невиданный конь в рывке-полете возносит по крутому склону – и как бы над ним – молодого крестьянского парня. Есть определенное противоречие между диковато-простым обликом этого человека и торжественной, гордой статью коня. Вернее сказать, создается тем самым некое плодотворное напряжение, сопутствующее обыкновенно высказыванию глубокой, значительной мысли.

Эта картина и есть такое высказывание. Из нее, из любого возможного в данном случае сюжетного прочтения начисто исключена олеографическая привычность – водкинский всадник не производное от сказочного Иванушки, и конь его не волшебный Конек-Горбунок. Возьмем в расчет и время создания картины – год 1925-й. Нет, это не иллюстрация к прекрасной сказке, не легенда даже, это выражение общей, генеральной мысли, владевшей художником многие годы, это претворенная идея исторического Восхождения – к справедливости, к добру, к духовной высоте. Восхождения радостного, но и драматичного, ибо оно – переворот в жизни, предел привычному, шаг в неведомое.

Не прост он, этот взлет на коне-ракете, и языческая радость еще не завихрилась в крови всадника, лицо его обращено назад: хотя и оглядывает он с жадным интересом открывшиеся вдруг просторы, но память прошлого еще сильна, еще вяжется тугой узел противоречий, еще не минула пора тревог, еще грядут неизбежные потрясения.

Но вещий конь возносится выше,' выше! «И земля, которую я знал до той поры, оказалась иной...»

А землю, родную, много выстрадавшую, добрую к заботливому человеку, взыскующую ласки, отогретую солнышком и исхлестанную непогодами, исконно российскую землю хорошо знал и горячо любил Кузьма Петров-Водкин, сын хвалынского сапожника, внук крепостных крестьян, проигранных в карты тульским помещиком и переселенных на Волгу.

Да, он прекрасно знал эту землю, с молоком матери впитал в себя ее пряные луговые запахи, ее неброские нежные краски, ее трогательные рассветы и торжественные закаты, беззаботное летнее пение птиц и тоскливый волчий вой суровыми зимними ночами, кристальную прозрачность веселой весенней капели и тихую благодать недолгого бабьего лета. Перед его взором проходили вереницы ярких, колоритных, типичных и неповторимых народных характеров, судеб, лиц. Это были родные ему люди, хорошо знакомые с детских лет. Но вопреки всему Петров-Водкин не стал бытописателем или историографом, дотошным свидетелем и пунктуальным летописцем, – он выбрал для себя иной масштаб постижения жизни. И задавал он ей совсем не простые вопросы.

Как, в какой заветный миг жизни избрал он себе этот масштаб, эту стезю? Всегда трудно ответить на такой вопрос, и хотя оставил нам художник велико-

лепные свои автобиографические повести – «Хлыновск», «Пространство Эвклида», «Самаркандию», полные пронзительных воспоминаний, метких и глубоких характеристик, оригинальнейших рассуждений, мы не сможем, не сумеем четко и ясно указать на некую веху, определившую весь дальнейший творческий путь замечательного русского живописца. Но многие из дорог ведут в детство, в пору наиболее острых чувствовавших, тех могучих первых впечатлений, которые на всю жизнь остаются с нами и, по сути дела, формируют нас. .

Именно в эту прекрасную пору вызревает то волшебное зерно, что обязательно должно запасть в восприимчивую детскую душу, чтобы прорасти потом в чудо таланта, в диковинного красного коня, таинственного и прекрасного, в глубокую внутреннюю сосредоточенность и скромное величие крестьянских мадонн, в космическую округлость Земли, вершащей в бесконечном пространстве-времени свой вековой стремительный путь.

Все это будет, но будет потом, когда уже' далеко позади останутся и милый провинциальный Хвалынск – Хлыновск, и живописцы «древнего обычая», мастера-иконописцы, преподавшие юному Кузьме самые первые, самые необходимые уроки. Позади будет и Самара с классами живописи и рисования, и Петербургское художественно-промышленное училище Штиглица, и знаменитое Московское училище живописи, ваяния и зодчества, где в ту пору преподавал Валентин Александрович Серов, где товарищами Петрова-Водкина и его добрыми друзьями были юные Мартирос Сарь-ян и Павел Кузнецов. Позади будут и пестрые базары Константинополя, и прекрасные классические мраморы Греции, и художественные богатства Рима, и Милан, открывший ему гений бессмертного Леонардо. Уйдут в былое и работа в мюнхенской мастерской Ашбе, и великолепный Париж, обетованная земля художников, и встреча с Матиссом, так взволновавшая молодого Водкина, и поездки по городам Северной Африки.

В этих встречах, поездках, сменах впечатлений, в этом потоке жизни, жадно наблюдаемой художником, все жарче разгорался огонь под тиглем, где плавилась руда искусства, где предстояло выплавить чистое золото правды. Но священный огонь этот зажжен был куда раньше, в пору, когда «...я радовался, не ища и не умея еще искать разъяснений о действии искусства, о действии вещей, не природой, а человеком сделанных. И уже после... я стал замечать узоры на одеждах, на чашках, деревянные украшения на фасадах, цветные рисунки Андрея Кондратыча и тутинские иконы».

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.