Акварельная повесть Николая Бестужева

Надо иметь в виду, что первенец Волконской, сын Николенька, родившийся 2 января 1826 года и перед отъездом Марии Николаевны в Сибирь оставленный у родителей, умер в двухлетнем возрасте в Петербурге, а дочь Сонюшка, появившаяся на свет 1 июля 1830 года в Чите, прожила всего десять дней. В полной мере счастье материнства М. Н. Волконская узнала лишь тогда, когда 10 марта 1832 года в Петровском заводе у нее родился сын Миша.

«Рождение этого ребенка, – писала она матери, – благословение неба в моей жизни; это новое существование для меня. Нужно знать, что представляло мое прошлое в Чите, чтобы оценить все счастье, которым я наслаждаюсь. Я видела Сергея только два раза в неделю; остальное время я была одна, изолированная от всех, как своим характером, так и обстоятельствами, в которых я находилась. Я проводила время в шитье и чтении до такой степени, что у меня в голове делался хаос, а когда наступили длинные зимние вечера, я проводила целые часы перед свечкой, размышляя – о чем же? – о безнадежности положения, из которого мы никогда не выйдем. Я начинала ходить взад и вперед по комнате, пока предметы, казалось, начинали вертеться вокруг меня и утомление, душевное и телесное, заставляло меня валиться с ног и делало меня несколько спокойней. Здоровье мое тоже тогда было слабо. Значит, это не заботы о Мише его разрушают. А теперь – все радость и счастье в доме. Веселые крики этого маленького ангела внушают желание жить и надеяться». Под многими из горестных строк этого письма подписалась бы каждая из декабристок, выходившая своего ребенка в Чите или Петровском.

Когда в семьях декабристов рождались дети, родственники наперебой принимались просить родителей прислать изображения малюток, начавших свое существование в таких трагических условиях. Лишь через десять лет появились дагерротипы, а в те годы изображение человека можно было получить лишь в виде портрета, исполненного художником. А поскольку из всех узников Читинской и Петровской тюрем в портретном искусстве достиг успехов один Бестужев, то именно к нему и адресовались эти просьбы. Да и сами близкие родственники декабристок, зная, что Бестужев пишет акварельные портреты, просили присылать портреты ребятишек, исполненные именно им.

Мише Волконскому едва минуло четыре месяца, когда тетки уже настойчиво просили прислать его портрет. В ответ на просьбы сестер М. Н. Волконская писала 4 августа 1832 года: «Бы просите его портрет, – это невозможно сделать ранее, чем ему исполнится год». О том же она извещала через две недели старшую сестру С. Н. Раевскую. Был ли исполнен портрет годовалого Миши Волконского – неизвестно. Но в двухлетнем возрасте он уже «позировал» Бестужеву. М. Н. Волконская, сообщая 20 апреля 1834 года из Петровского завода своей матери С. А. Раевской: «...с меня пишут портрет», – далее уведомляла ее: «После меня будет позировать Миша; нам удастся это с немалым трудом, – он не захочет посидеть на месте и двух минут. Последний портрет я пошлю той из своих сестер, которой я больше всего обещала, потому что своим обещаниям по этой части я потеряла счет». А год спустя, рассказывая в письме к тетке, Е. А. Константиновой, о своем трехлетнем сыне, М. Н. Волконская писала 28 апреля 1835 года: «Мои сестры, получившие его портрет, потрясены сходством его с нашим обожаемым отцом» (речь идет о генерале Н. Н. Раевском, герое Отечественной войны 1812 года).

Ко времени отправки этого письма Мария Николаевна стала матерью и дочери Нелли (Елены). Когда девочке исполнилось два года, Мария Николаевна попросила Бестужева исполнить портрет малютки. Вот что она писала 16 января 1837 года Е. Н. Раевской, заочной крестной матери своей дочери: «Неллинька, крестница твоя, просто ангел. Эта девочка такая внимательная, добрая. Она никогда не просит ничего без «пожалуйста», благодарит за все и спрашивает разрешения на все. М. Н. Бестужев будет писать ее портрет для тебя. Боюсь, что это ему не удастся, но тебе надо будет поблагодарить его в письме. Он хороший человек, он непрестанно оказывает услуги всем товарищам, я очень его уважаю». Был ли исполнен им тогда портрет Нелли Волконской – неизвестно, так как в архиве Бестужевых благодарственное письмо Е. Н. Раевской отсутствует. Но оно могло и не сохраниться.

Спустя несколько месяцев, когда Мише было уже пять лет, а Нелли – два с половиной года, М. Н. Волконская вновь просит Бестужева написать их портреты, которые и посылает вместе со своим в середине 1837 года невестке, Е. П. Раевской. В архиве Волконских сохранилось письмо Е. П. Раевской, датированное 25 августа того же года, в котором она делится впечатлением, произведенным на нее этими портретами: «В Авчурине, дорогая Мари, я имела счастье получить Ваш портрет и портреты Ваших детей, которые ждала с таким нетерпеньем. Ваш портрет меня огорчил, лицо носит печать страданий, и я не могла без замирания сердца смотреть на скорбное выражение Ваших черт. Я расплакалась, и только вид Ваших детей немного меня успокоил. Думаю, что эти дорогие ангелы должны быть для Вас большим утешением; я разглядывала с живым интересом нежное личико Неллиньки и умное личико Миши. Хотела я просить моего Пашкова отвезти эти два портрета в Италию, но Александр сказал, что следует дождаться приезда Катерины, не лишать ее удовольствия видеть их; это решение приводит меня в восторг, так как до конца сентября у меня будет время скопировать оба портрета, и я надеюсь успеть в этом, особенно в портрете Неллиньки, которая очень похожа на Нинет, но красивее. Что касается Миши, Александр находит очень большое сходство его с нашим отцом, и я уверена, что это будет Вам приятно» (в письме последовательно названы: Авчурино – имение Полторацкой, сестры Е. П. Раевской; Италия, где в то время жила мать Волконской, С. А. Раевская, с двумя дочерьми – Софьей Николаевной и Еленой Николаевной; Александр – брат М. Н. Волконской, жена которого и написала это письмо; Катерина – Екатерина Николаевна Орлова, урожденная Раевская; Нинет – дочь М. Ф. и Е. Н. Орловых).

В начале 1850 года Елена Сергеевна Волконская стала невестой Д. В. Молчанова, чиновника Главного управления Западной Сибири. Узнав об этом, Николай Бестужев написал 16 февраля ее отцу, называя себя так, как она произносила его фамилию, будучи маленькой девочкой: «...прошу сказать, что Бутусов желает ей всяческого счастья». В 1853 году у Молчановых родился сын Сережа. В связи с тем, что в начале 1855 года Елене Сергеевне понадобилось поехать с мужем в Москву, она оставила полуторагодовалого сына у своей матери.

Случилось так, что в феврале того же года начальник корпуса жандармов в Иркутске Я. Д. Казимирский, ранее служивший плац-майором в Петровском заводе и подружившийся там с некоторыми декабристами, вызвал Бестужева в Иркутск в связи с изобретением им ружейного замка простейшей конструкции. Находясь в Иркутске около полутора месяцев, Бестужев занимался там не только продвижением своего изобретения, но и получил возможность встретиться с друзьями – бывшими соузниками, жившими на поселении в различных селах вблизи этого города. Ездил он и в Уриковсксе, чтобы встретиться с Волконским.

Сообщив дочери 21 февраля 1855 года, что «Николай Александрович Бестужев, который только что приехал», был у них, Мария Николаевна водном из последующих писем – от 16 марта – уведомляла ее: «Сережа вполне здоров, Бутусов пишет его портрет в данную минуту».

Два дня спустя – 18 марта – М. Н. Волконская отправляет дочери новое письмо, в котором говорит о внуке: «Он был восхитителен. Воигот пишет его портрет. Первый набросок был прелестен и поражал сходством; но, стараясь сделать его более законченным в красках, он сделал из него ребенка лет четырех; глаза – его, рот тоже, но овал лица слишком удлинен и пропорции черт утеряны. Если 6 вы только могли видеть Сережу во время сеанса играющего с чем попало, начиная с бородавки художника; он брал затем кисточку и хотел раскрасить бородавку, он повторял все свои слова во-во, бу, му, па, да и т. д.; продолжительность сеанса его не тяготила, он смеялся и строил рожицы художнику».

Наконец, еще через два дня М. Н. Волконская в пространном письме к дочери трижды возвращается к исполненному Бестужевым портрету внука: «Сережа совсем здоров, портрет его закончен. Художник сделал его старше – лет пяти; лицо слишком вытянуто, нос несколько утолщен, впрочем очень напоминает вашего дорогого малютку. Он был восхитителен во время сеансов. Бутус говорил ему: «Дай мне твой самый сладенький пальчик», – тогда он приставлял указательные пальцы к большим и протягивал пальчики, свои две ручки художнику». Несколькими страницами далее Мария Николаевна снова пишет о портрете внука: «Художник не сумел передать цвет его блузы, этот чудесный зеленый цвет, – у него не было с собой нужной краски. Вчера вечером была у нас [Елена Александровна] Бестужева». И на следующей странице: «Чтобы забавить Сережу во время сеансов, мы заставляли кукол играть и танцевать – малоросса и красавца-паяца».

С оценкой, которую бабушка дала здесь портрету внука, С. Г. Волконский не согласился. Вот что было сказано им по этому поводу в приписке к тому же письму: «Я не разделяю мнения жены – якобы портрет изображает его более взрослым; могу сказать совершенно искренно, что и черты похожи, и физиономия, вообще это его тип, его выражение».

Возможно, что в те же недели Бестужев исполнил еще один портрет Сережи Молчанова. Предположить это можно, ознакомившись с письмом его матери, Е. С. Молчановой, к М. Н. Волконской. «Я ожидаю с большим нетерпением портрет Сережи, – писала 26 апреля 1855 года дочь Волконской матери. – Тот, что у нас, не похож более, по словам Мокжински, а мне так хочется увидеть его таким, какой он теперь» (речь идет о М. Ф. Мокржецком, сибирском знакомом Волконских).

Значит, не только бабушку, но и мать не удовлетворил первый бестужевский портрет Сережи Молчанова. Один С. Г. Волконский одобрил эту работу художника. Но был ли исполнен второй портрет мальчика – неизвестно.

Все эти сведения о создании изображения Сережи и отклики его родных на эту работу Бестужева – редкий случай, дающий возможность в какой-то степени представить себе условия, в которых он работал над детскими портретами. В цитируемых письмах М. Н. Волконской нашла отражение и ее безмерная любовь к первому внуку, казавшемуся ей, как почти каждой бабушке, самым неотразимым ребенком. Отсюда и критические замечания Марии Николаевны относительно портрета Сережи, столь решительно отвергнутые Волконским в приписке к ее письму. Сам Бестужев мельком упоминает о своей работе в письме к декабристу Г. С. Батенькову от 11 марта 1855 года из Иркутска, где сообщает, что обещал исполнить портрет внука С. Г. Волконского.

Жаль, что ни один из портретов Миши и Нелли Волконских, которых, по всем данным, Бестужев писал неоднократно в Петровском заводе, ни сделанный в Уриковском портрет Сережи, внука Волконских, по-видимому, не сохранились.

Безусловно, исполнил Николай Бестужев портрет сына Анны Васильевны Розен, родившегося в 1831 году в Петровском заводе и названного Кондратием (в честь Рылеева).

Все декабристы, находившиеся в заключении, относились с чувством глубочайшего почитания к тем женам, которые решили разделить участь мужей и последовали за ними в добровольную ссылку. Все декабристы не только одаривали этих легендарных женщин вниманием и были готовы помочь им во всем необходимом, они даже принимали посильное участие в заботах о детях, там родившихся.

Сохранился трогательный рассказ А. Е. Розена, мужа Анны Васильевны, о том, каким вниманием окружили декабристы его жену и ребенка, когда их втроем власти отправляли в 1832 году на поселение в глухой угол Сибири. «2-го июля понес я сына моего Кондратия в тюрьму, чтобы крестный отец его, Е. Ф. Оболенский, и товарищи благословили его, – пишет А. Е. Розен. – Младенец был одет в светло-голубую шинель, сшитую крестным отцом; он нисколько не смутился, увидев моих товарищей, обнимавших и целовавших его. Жена моя простилась со слезами; дамы наши крепко боялись за ее здоровье, за состояние, в коем она была с маленьким ребенком, в ожидании иметь скоро другого. Всех более беспокоилась о ней А. Г. Муравьева: она прислала ей складной стул дорожный, предложила тысячу вещей, уговорила при плавании чрез Байкал взять корову, дабы младенец во всякое время мог иметь парное молоко. К. П. Торсон сделал для сына морскую койку; Н. А. Бестужев сделал винты и пряжки и привесил койку на надежных ремнях к крайнему обручу от накидки колясочной, так что эта койка была лучшею висячею люлькою; ребенку было хорошо лежать, матери было спокойнее; за люлькой висела занавеска, чтобы защитить от ветра».

Перед отъездом Розенов на поселение Бестужев написал акварелью портреты Андрея Евгеньевича и Анны Васильевны. Не мог он не исполнить тогда и портрета их сына. Но если те два изображения сохранились до нашего времени, то изображение Кондратия, по-видимому, не уцелело.