Размышления о частице «не»

Не убудет? Я позволю себе почти полностью привести здесь Сочинение юной школьницы из Саутгемптона Джаклин Смит.

«Сегодня черный, душный день. Он немногим отличается от других... Моя мать однажды сказала мне, что небо было голубым, но ведь поверишь, когда увидишь, а для меня небо черное или желтое. Я люблю его таким. Это более естественно.

В музее можно увидеть чучела, которые называют птицами. Говорят, что они когда-то летали, но мне не верится, они кажутся слишком неуклюжими. Должно быть, они летали очень медленно. Они так непохожи на современные самолеты и совсем бесполезны. Самолеты служат определенной цели, а кому теперь нужны птицы?

Моя бабушка любила их. Она рассказывала мне, как они пели. Она еще любила цветы, но мне больше нравится запах машинного масла. Он свежее. Машинное масло полезно. Оно приводит жизнь в движение...

Стерильный мир очень хорош. Он холодный, клинический и не портит настроения. Мир, свободный от бактерий...»

Страшная, трагическая ирония!.. Неужели мы хотим, чтобы наши дети забыли, как пахнут цветы и поют птицы, как нежен цвет голубого неба и свеж; лесной ветер?

Нелепый вопрос! Конечно, нет, нет, еще раз нет! Та же милая мама, пославшая дочь «попастись» на клумбе в парке, ужаснется, узнав об этой яростной детской тоске по живой природе. Значит, все-таки стоит разводить цветники, и выпускать ручных белок в леса, и вешать для птиц кормушки на деревья, и прикручивать скворечники – стоит. Только с самого раннего детства необходимо приучать ребенка к бережному отношению к природе, учить его любить дерево и птицу, цветок и зверя.

В том же сибирском Горноправдинске, когда он еще и городом-то не был, когда еще хозяйничали в нем геологи, положившие начало нынешнему городу, они не только не вырубили тайгу, но и устроили в поселке... зоопарк для своих детей. Кто принес из леса медвежонка, кто поймал белок, кто сколотил просторные клетки для птиц. Люди, которые ежедневно уходили в тайгу на поиски нефти и газа для страны, помнили, что их дети должны вырасти людьми. Сильными. Умными. Добрыми. Настоящими хозяевами своей планеты.

Помните базаровское: «Природа не храм, а мастерская, и человек в ней работник»? Хитрая фраза, которую и толковать-то можно по-разному. Можно так: в мастерской следует работать, брать от природы все, что она дает. Не убудет: и детям хватит, и внукам, и правнукам. Так и толковали. Можно чуть иначе: раз мастерская, значит, переделывай матушку-природу, крои ее на свой аршин, режь, не отмеряя. И так было. И стала исчезать из рек рыоа, а из леса – зверье, и климат меняться стал – было, было. Но наконец поняли, что мастерскую работник должен беречь, чтобы работалось в ней легко и долго. Подчеркиваю: каждый работник. И работа в мастерской станет тогда плодотворной.

А пока мы – мастера и подмастерья, корифеи и ученики – невинно совмещаем весьма разные поступки и дела. С девяти до шести, к примеру, монтируем микрофильтры на очистных агрегатах у реки, а после шести бездумно перегораживаем эту реку сетями и переметами: рыбки-то ведь хочется, ох, как хочется, и побольше, побольше. Или ломаем голову, как «обезвредить» сотни три труб некоего химкомбината, потихоньку отравляющего воздух, а в воскресенье коптим его выхлопными трубами наших «Уралов» и «Жигулей» где-нибудь в лесу у реки.

Скажете: несовместимые вещи. Скажете: сравнил ущерб гигантский и ерундовый, который и ущербом не назовешь. Но не о нем сейчас речь, хотя из малого складывается большое. Речь как раз о той самой любви «к человеку и человечеству», о необходимости разумного хозяйствования везде – в доме, в городе, в стране, на Земле.

Да, при социализме уничтожена главная социальная причина экологического кризиса – частная собственность на средства производства, нет никого, кто мог быть заинтересован в разграблении природы ради наживы. Но остались еще недальновидные хозяйственники, не умеющие думать о последствиях своей «бурной» деятельности, остались равнодушные люди, которые из песенной формулы «все вокруг колхозное, все вокруг мое» твердо усвоили лишь вторую половину.

– Нам необходимо научиться считать деньги, – сказал мне один остроумный человек, имеющий непосредственное отношение к экономической науке, – тогда и само понятие «охрана природы» перестанет быть чем-то абстрактным.

Заводские трубы отравляют городскую атмосферу? Надо ставить «ловушки», очистители, может быть, менять технологию. «Верно, все верно, – отмахнется деловой директор завода, – поставим непременно, вот только с планом разделаемся...» А сумел бы этот беспечный директор посчитать, сколько стоит заводу отравленный воздух, не был бы он столь беспечен. Дети не знают чистого воздуха, значит, чаще болеют. Родители берут бюллетени по уходу за детьми. Простаивают станки, агрегаты, машины. Идут деньги, текут, ручьями текут, реками – считайте!

Сейчас во многих ведомствах разрабатывают методику по расчету и прогнозированию последствий от введения той или иной технологии на том или ином производстве, чтобы заранее проектировать разумную и экономически выгодную защиту от этих последствий. Бесспорно, это прекратит блуждание в потемках, даст строителю и эксплуатационнику точное знание того, что необходимо предпринять для охраны окружающей среды. Но, повторяю, каждый из них должен подходить к этому делу не по обязанности, не потому, что Госплан требует, а по человеческому долгу своему перед природой, по велению сердца, если хотите. И не упрекайте меня в пристрастии к «красивым» фразам. Они не только красивые. Они точные.

Лет эдак семь назад знаменитый начальник строительства Красноярской ГЭС Андрей Ефимович Бочкин принимал в Дивногорске группу писателей из разных городов страны. И кто-то из них, заметив на берегу срубленные стволы сосен, сказал с грустью:

– Какую красоту погубили!..

На что хитрый строитель Бочкин ответил немедленно:

– Чего жалеть-то! Вон красота настоящая, – и на плотину указал, на серп ее гигантский.

Казалось бы: вот оно – бездушие. Но Бочкин имел полное право сыграть перед идеалистом-писателем роль недалекого хозяина, который не ведает, что творит. Он прекрасно ведал, что творил. Он творил сказочный городок Дивногорск, где даже в самом здании гостиницы проросла на четыре этажа березка – что там об улицах города говорить! Он творил одну из величайших в мире плотин, великолепно и бережно вписав ее в первозданную енисейскую тайгу. И люди, работавшие с ним, тысячи бетонщиков, бульдозеристов, шоферов, монтажников заражались его отношением к делу. А дело его – и ГЭС, и тайга, и город, и река Енисей. Его дело. Их дело. Общее. Вряд ли все они, отправляясь «а Енисей, думали о том, как сохранить тайгу, как сделать свой будущий город зеленым и чистым. Но наверняка школа Красноярской ГЭС, школа Дивногорска не пройдет для них даром.