Без сна дюжить не было мочи. Намазавшись «дэтой», я упал в кубрике на топчан, замотал лицо простыней и проснулся вроде бы через несколько минут от тишины – мы стояли в Туруханске. И вот ведь оказия, вот ведь напасть за непочтение родителей: только сошли с катера, взобрались на яр, рухнул обвальный дождь, который собирался столько дней, потому и было так глухо в тайге, оттого и свирепствовал непродыхаемый гнус.
Дождь хлестал, пузырился, крошил гладь Енисея, обмывал запыленные дома старенького скромного городка, высветляя траву и листья на деревьях, прибивал пыль, обновлял воздух. Бродячие собаки, которых здесь не счесть, лезли под лодки, где-то визжали и резвились дети, все канавки, выбоины, ямы и бочажины взбухали, наполняясь водою, превращались в ручьи; оплыл грязью высокий яр; из города потащило хлам, мусор, щепу, опилки, обрывки старых объявлений и реклам.
Спеша укрыться в речном вокзале, бежал туда, светясь белью зубов и придерживая нарядную фуражку, щеголеватый милиционер. За ним, не решаясь оставлять власть, на запятках трусили бабенки с узлами, по ступеням вверх кидал себя в кожаной корзине пристанский инвалид. Слизывая с губ, чего-то кричал он- веселое, на лестнице замешкался, выдохшись, и одна баба, бросив пестренький узел, схватила за руку инвалида, потянула за собой, перебрасывая со ступеньки на ступеньку мокро шлепающую корзину и что-то озорное, бодрящее крича инвалиду, который все так же по-детски, игровито слизывал с губ и норовил хапнуть бабу за мягкое место. Обе руки у него были заняты: одной он толкался, за другую его перекидывала вверх женщина, но он все же уловил момент, щипнул бабу за что целил, она взлягнула, завизжала, милиционер и народишко, набившийся под крышу, хохотали, поощряя инвалида в его вольностях. Передав кому-то драгоценный картуз, оказавшийся с модной, длинноволосой прической милиционер выскочил под дождь, схватил мокнущий узелок и помог женщине перебросить до нитки уже мокрого инвалида через порог вокзала.
Всех в такой вот дождь, даже самых тяжелых людей охватывает чувство какой-то детской бесшабашности, дружелюбия, с души и тела, будто пыль и мусор с земли, смываются наслоения усталости, раздражения, житейской шелухи.
Мне вспомнился таежный поток: как он вздулся, как дурит сейчас, ворочая камни, обрушивая рыхлый приплесок, и как, поныривая, крича ярким ртом, кружится, плывет несомая им лилия, а ею покинутая, необъятная тайга из края в край шумит миротворно под дождем, распускаются заскорблые листья травы, мягчает хвоя и прячется, не может найти себе нигде места от хлестких струй проклятый гнус, его смывает водой, сминает, выбрасывает потоком в реку, рыбам на корм. Дождь не лил, дождь стаял отвесно над нами, над городком, над далекой тайгой, обновляя мир, бодря кровь; дышалось легко и сладко...
г. Вологда
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.
Беседуют Герой Социалистического Труда, народный артист СССР, лауреат международных и государственных премий кинорежиссер Марк Донской и актер ордена Ленина Академического Малого театра, заслуженный артист РСФСР Юрий Каюров