Алексей ничего не ответил. Ему почему-то вспомнился дом, Ленинград...

Алексей любил Ленинград по-своему. Он, пожалуй, не смог бы жить, не будь твердо уверен, что каждый день ровно в шесть выпалит пушка в Петропавловке и вечером, в серебристых сумерках, вспыхнут огромные окна Мариинского театра. Но жить в Ленинграде постоянно он не мог, потому что жить для него значило ходить по земле и строить новые электростанции. Приезжая в отпуск, Алексей уставал от напряженного восторга, в котором держала его встреча с Ленинградом. И мать,

большеглазая легкая женщина, все заглядывала в загорелое лицо сына с резко выделявшимися на нем белыми веками и светлым поредевшим чубом. Каждый раз она надеялась, что вот так однажды ее сын сбросит с плеч запыленный рюкзак и скажет: «Ну, кажется, хватит. Можно и оседать...» Ведь сколько его друзей осталось в Ленинграде: один работает в кино, другой где-то в проектном институте. Разве можно сказать, что они неправильно живут? Все говорят, что Алеша - очень хороший инженер, его уже приглашали в проектный институт. Сын смеялся над ее робкими намеками:

- Каждому свое, мамочка... Надо же кому-нибудь и электростанции строить.

И все-таки каждый раз она надеялась. Но проходила неделя отпуска, другая. И Алеша начинал хмуриться, напевая под нос какие-то песни о голубом снеге, ветре и тайге. Все чаще нечаянно смахивал шуршащие сугробчики салфеток: ему становилось тесно в их ленинградской квартире. И мать, пряча мокрые глаза, начинала потихоньку укладывать в рюкзак чистые ковбойки, сапоги, мыло. Лотом она сердилась, получая слишком большие переводы (ведь она и так проживет, а сын ничего себе не оставляет!). И тайком носила своей давней подружке, соседке, его длинные ласковые письма. И обе женщины подолгу сидели, пригорюнясь, в тесной кухоньке, думая о том, какими же должны быть эти неведомые им суровые земли, если можно писать о них с такой жгучей, трепетной нежностью...

Солнце все-таки скатилось за горизонт, оставив за собой сверкающий брусничный след. воздух стал невесомым и голубым. Это было последнее тихое лето на створе...

Алексей и Григорьев, не сговариваясь, поднялись и пошли в поселок. Алексей шел впереди, выбирая подъем поудобней, и инженер с удовольствием наблюдал, как резиново пружинят от каменистых уступов его ноги.

В поселке было тихо. Вечером прилетал вертолет. Он привез газеты сразу за три недели и киномеханика - маленького, сердитого якута. Весь поселок собрался в небольшой комнате, на дверях которой кто-то вывел тушью: «Кинотеатр «Вилюй». Григорьев и Алексей попробовали протиснуться в «кинотеатр». Но это оказалось невозможным.

- Придется заняться чем-нибудь более доступным. Идемте, например, ко мне пить чай, - предложил Алексей. - Заодно я покажу вам фотолетопись нашего поселка. Эту летопись ведет мой друг Валерий, выпускник Московского института геодезии и картографии. Это первый человек, ступивший на землю нынешнего поселка. Его рукой забит и первый колышек на улице Гидростроителей.

В комнатке царил суровый холостяцкий уют. Дощатый стол, две узких койки, фотоувеличитель и книги. Тем ярче бросался в глаза худенький плюшевый мишка - наивный Алексеев талисман, как бы объяснявший, почему у его хозяина, замкнутого и неулыбчивого на вид, такой ясный, по-дэтски доверчивый взгляд. Это был уже второй медведь, связанный с именем Алексея. О первом, захлебываясь от восторга, Григорьеву рассказал еще в самолете охотник-якут. Месяца три назад Алексей пошел на охоту и встретился, что называется, лицом к лицу с огромным медведем. Сейчас серебристая от седины шкура - одна из достопримечательностей поселка. А сам мастер с легкой руки охотника-якута причислен к списку отчаяннейших храбрецов. Пока Алексей кипятил чай на нестерпимо дымящей железной печурке, Григорьев разглядывал тонкие, как китайские рисунки тушью, фотографии.

Одинокие следы на заснеженном Вилюе.

Подпись: «53 градуса мороза». Палатка среди тайги. Это Валерий был один. Намечал линию будущей улицы, планировал, ходил с теодолитом.

Широкоплечий парень в ушанке пилит дрова пилой «Дружба». Значит, жителей в поселке стало в два раза больше - двое.

Простыни ложатся на землю: ждут первого вертолета. Вокруг уже человек десять.

Потом улица, дома, весенний Вилюй. Прошло три месяца. В поселке триста жителей...

Григорьев вспомнил, что только вместе с ним в самолете прилетело еще десять новых строителей. Теперь они будут прибывать сот-

Когда-то, много лет назад, на берег Вилюя каждое утро выходил худощавый близорукий человек. Он садился на опрокинутую лодку и, тоскливо оглядывая пустынные берега, пытался представить себе счастливым здешний край нищеты и каторги. Он был великим провидцем, этот мудрый каторжник. Но разве мог предположить тогда даже самый смелый ум в России, что не пройдет и семидесяти лет, как на таежном Вилюе начнут возводить могучую электростанцию и строители назовут свой поселок именем вилюйского ссыльного - поселок Чернышевского.

Время делает гигантские скачки, как в каком-нибудь историческом музее, где через два зала от скифской вазы лежат знамена революции и фотографии Днепрогэса. Днепрогэс, 1932 год. Молоденький инженер из Ленинграда прыгает с подножки в сырую черную ночь. Из ночи несется звук меди, какой-то шум. Но все это перекрывает громовой голос: «Кто на Днепрострой - вали сюда!» И они идут, Григорьев и инженер-американец, которому он из вежливости и уважения к его знаниям несет чемодан... Расстояние между Днепрогэсом и станцией на Вилюе уложилось в нелепо короткий срок - чэтваргушку века. Это уже было черт знает что. От таких вещей становятся в тупик историки-догматики, желающие во всем видеть подтверждение эволюционной постепенности, и приходят в экстаз романисты, жаждущие непременно героического. И только сами создатели этих чудес не имеют времени оглянуться, чтобы понять, как далеко ушли они за пределы возможного.

Но, пожалуй, самое замечательное было в том, что за эту же четверть века успело вырасти новое поколение советских инженеров, поколение Алексеев, которым по плечу самые сложные технические задачи и для которых стремительные темпы строительства, до сих пор поражающие их отцов, стали обычным ритмом жизни.

Чайник на столе болтливо тряс крышкой, пытаясь завладеть вниманием людей.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.