Когда начинались зимние заносы, дорога на перевал Кудрявый надолго закрывалась, Грузовые машины не рисковали брать подъемы, спуски и головокружительные повороты - того и гляди кувыркнешься в пропасть вверх колесами. Проехать решался иногда лишь Женя, шофер начальника стройтреста, на новом «ГАЗ-69» с отличными тормозами и цепями на колесах. И если летом люди могли хоть раз в месяц побывать на отдыхе в поселке строителей, то зимой они месяцами даже не получали газет. А тут еще на беду в приемнике «Родина» перегорела лампа, и связь с внешним миром оборвалась.

В пургу тайга шумела грозным морским прибоем, и казалось, что зимовье - одинокий корабль, который мчится вперед в неизведанную даль, обтекаемый бурными волнами. Стены вздрагивали под напором ветра, разрисованные морозом окна дребезжали, печные трубы высвистывали странные и унылые мелодии...

Но все же такая погода нравилась Анатолию Склянкину больше, чем снежное безмолвие. В тихие морозные дни лес стоял недвижим и молчалив среди гребвей белых сопок. Даже лес молчал!

Склянкину в зимовье на Кудрявом перевале было одиноко, хотя в разгороженном на две половины домике помещались две бригады. Вечерами при свете закопченной керосиновой лампы, бросавшей сквозь раструб стекла светлый круг на потолок, в комнатке шумели, пели, смеялись, разговаривали ребята. Но к Склянкину они не обращались. Он, близоруко щурясь, читал в углу книжку или делал записи в блокнот. Сам бригадир Иван Кутерьма, играя в домино, так ударял по столу своим огромным кулачищем, что пламя стоязшей на полке лампы прыгало длинным языком. Тень его большого носа вытягивалась на стене, как вороний клюв. Медишин, сидя на корточках, играл с черной кудлатой собакой Кляксой. Она действительно походила на небрежный чернильный рисунок пером или размазанную кляксу. Хасан Таипов сидел на верхней койке, сверкал карими жгучими глазами и, склонив широкое смуглое лицо к гармошке, разучивал, постоянно ошибаясь, «Подмосковные вечера».

Каргин в полосатой тельняшке, откидывая со лба чуб, чинил порванный комбинезон. Лишь год назад он пришел со службы на флоте и по флотской привычке всегда хранил в кармаяе запасные пуговицы, а за отворотом треуха - иголку с ниткой. У двоих или троих были прикноплены над койками фотокарточки с девичьими лицами. Рассказывали друг другу случаи из жизни, о своих любимых девушках, о том, где и как повстречались, познакомились...

- Не знаешь, где найдешь, где потеряешь... Увидел в автобусе: «Передайте на билет!» Спрашиваю: «В стройтрест?» «Да...» «На работу?» «Да... Получила назначение...»

- А мы еще со школы знакомы, с самодеятельности...

Чегодаев каждый вечер брал со стола старый, затрепанный номер «Огонька» и ерошил волосы над кроссвордом, в котором неизвестный предшественник оставил три неразгаданных слова. И говорил всякий раз вслух:

- Что зто за горная порода на «к» из сцементированных валунов и галек? Или вот русский художник-жанрист?..

И всякий раз Медишин, отталкивая разбаловавшуюся Кляксу, спрашивал:

- А из сколькй букв?

- Из пяти, четвертая «о»... Больше всего жалели, что умолк приемник.

- А может, контакт потерялся? - спрашивал Кутерьма и шумно вздыхал. - Или с батареями что...

- Попробуй их языком, - советовал Чегодаев.

- Надо схему посмотреть. Каргин отвечал:

- Все давно ясно. Я проверил. Сгорела проклятая «6Ц5С». Не веришь? Потряси. Аж телепается внутри.

- Хоть бы музыку послушали, что ли!

- Что музыку?! Главное - новости. Ветер тебе соло сыграет на печяой трубе, вальс «Не тяни меня из-под теплого одеяла...»

А к Склянкину не обращались. Разве лишь по делу. И когда он выходил на скрипучий снег в черный провал ночи, где над просекой небо текло звездной рекой, казалось, и лес был в сговоре с ними. Лес был неприветлив, лес молчал... И Толя Склянкин мрачно думал: «Не прижился. Придется поворачивать оглобли. Просить в кадрах о переводе».

Лишь этим летом Склянкин окончил техникум и получил назначение в стройтрест, который вел сквозь таежные дебри трассу и ставил фундаменты под высоковольтную линию электропередачи. Анатолий мечтал о тайге, о романтике, мечтал о подвиге, представляя себя отважным следопытом. Даже купил ружье. Но подвига совершать было негде. Его посадили за стол в управлении разбираться с нормами и нарядами, только и всего. И вдруг после трех месяцев нудной канцелярской работы назначили мастером самого дальнего, в полутораста километрах от базы, участка у перевала Кудрявого. Его, небольшого, щупленького юношу восемнадцати лет, с пушком над губой и на подбородке, в очках, - и вдруг мастером! Да еще участка в составе четырех бригад опытных, закаленных таежников, из тех, кто прошел, врубаясь просекой, не одну сотню километров, кто укладывал из кругляка гать на болотах, долбил в скальном грунте котлованы и ставил на крутых вершинах бетонные фундаменты! Склянкин робко заикнулся начальнику отдела кадров, что у него нет еще опыта, но тот отрезал:

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.