Молодости присуще драгоценное качество - стремление взглянуть на старые, аксиоматические истины новыми глазами, желание открыть в известном неизвестное. Но сказать что-то свое в любой области жизни нелегко: здесь мало одного желания, нужны знания, опыт и, главное, большой целеустремленный труд. Иначе можно попасть на проторенную дорожку зряшного, пустого отрицания всего истинного, прекрасного.
В искусстве особенно «просто» идти по этой дорожке. Все, например, восторгаются Шолоховым, а я буду цедить сквозь зубы: «Старо!» Большинство говорит, что лишь реализму в искусстве суждено расцветать и крепнуть, я же скажу: «Ерунда, примитив...»
Так возникают суждения, в которых нет новой мысли, а есть то, что Тургенев и Толстой называли «обратными общими местами»: «Человек говорит обратное тому, что всеми считается истиной, например, что вода сухая, что уголь белый, что кровосмешение хорошо, что драться хорошо и т. п.» (Л. Н. Толстой «О литературе», Гослитиздат, М. 1955, стр. 589).
Увлечение, а точнее, болезнь «обратных общих мест» весьма опасна. Она, словно раковая опухоль, поражает тех, кто не выработал в себе цельного мировоззрения, кто не понимает величия наших дел и свершений. Особенно опасно, когда ею заболевает человек одаренный, молодой писатель или художник, призванный воплотить в прекрасных и новаторских произведениях красоту нашей жизни.
Каждый молодой литератор - это совершенно естественно - ищет новые формы, слова, образы, стремится перевернуть какие-то неизведанные пласты действительности. Но вот болезнь «обратных общих мест», стремление к «оригинальности» поразила его, и он спешит во что бы то ни стало проявить себя как новатор, теряет чувство меры и ответственности за написанное. Так рядом с верными, свежими наблюдениями появляются звонкие, претенциозные фразы, путаные мысли, неверные обобщения. Друзья и поклонники таланта захлебываются от восторга: «Ах, модерн, ах, прямо Хемингуэй (или, в зависимости от вкуса, - Ремарк, Дос Пассос, Франсуаза Саган...)». Постепенно такого рода неумные и неуемные восторги застилают от писателя суровую правду и мешают ему трезво оценить себя, свое творчество.
Вероятно, нечто подобное происходит сейчас с одним из самых плодовитых - по количеству выпущенных в свет произведений - представителей нашей литературной молодежи - с прозаиком А. Гладилиным.
Когда в 1956 году восемнадцатилетний студент Литературного института Анатолий Гладилин опубликовал в журнале «Юность» первую свою повесть «Хроника времен Виктора Подгурского», читатель встретил ее с почти единодушным одобрением. Критика в целом тоже поддержала повесть.
В выразительной, лаконичной прозе автор старался раскрыть «движение души» своего юного героя, тот трудный и интересный процесс повзросления характера, который переживает каждый вступающий в большую жизнь. Гладилин избегал декларативности и навязывания своей воли читателю. Он как бы говорил ему: вот я показываю тебе внутренний мир героя, ты же делай сам вывод, хорош ли он или плох. Но это не означало, что литератор объективистски относился к своему главному персонажу, нет, - было совершенно очевидно, что симпатии автора целиком на стороне Виктора.
Однако в изображении других персонажей Гладилину не удалось сохранить последовательную определенность авторской позиции. Он настолько «прятал» свое отношение к изображенным событиям, что читателю было не совсем ясно, как же следует оценивать поступки такой, например, героини, как любимая Виктора - Нина. Да, конечно, Нина - сложный характер, но задача писателя - не просто констатировать сам факт сложности, но и дать ему художественное объяснение и мотивировку.
К сожалению, критика как-то обошла этот недостаток - некоторую расплывчатость идейной, мировоззренческой позиции А. Гла-дилина, которая являлась следствием того, что начинающий прозаик еще неглубоко знал жизнь.
Во втором своем крупном произведении, (Бригантина поднимает паруса» («Советский писатель», М. 1959 г.), Гладилин также делает героем очень молодого человека. Этот герой уезжает на стройку с тем, чтобы научиться жить. Автор «Бригантины» довольно убедительно изображает картины большого строительства, дает меткие зарисовки некоторых его участников.
Но отсутствие цельного понимания жизни неумолимо мстит за себя. Видимо, опьяненный легким литературным успехом, Гладилин серьезно заболевает болезнью «обратных общих мест». Он хочет непременно быть «не как все».
Многие критики говорят, например, что нашей литературе нужен «идеальный» герой. Гладилину это пожелание не по душе. Он против такой схемы. Какой же «метод» борьбы выбирает он? Просто изобретает другую схему. Чуть ли не каждой строчкой своего повествования автор кричит: мой герой не идеален, именно поэтому он реален и прекрасен. Гладилин не только подчеркивает, но и восхищается несоответствием внешнего «хулиганистого» облика своего героя Вовки его внутреннему благородному содержанию.
Мы знаем, что в реальной жизни встречаются такого рода Вовки, они неплохие парни, но все же нашим, коммунистическим идеалом личности является человек, гармонично сочетающий в себе красоту душевную с красотой внешней. Причем под последней разумеются не только и не столько правильные черты лица, а весь стиль поведения человека. Зачем же нам обязательно искать романтику в несоответствии внутреннего и внешнего облика личности? Зачем же нам прощать, а тем более любоваться грубостью, задиристостью и другими отрицательными качествами в характере даже очень симпатичного человека? К положительному герою необходимо предъявлять высокие требования, писатель призван находиться не позади своего читателя, а впереди него.
Назойливая претензия на «оригинальность» с особой силой дает о себе знать в неудачной повести Гладилина «Дым в глаза» («Юность» № 12, 1959 г.). Об этом подробно писал Ф. Светов в рецензии, напечатанной в «Литературной газете» от 3 марта 1960 года. Критик верно заметил, что автор повести о «молодом честолюбце» приносит в жертву «модерну» ясность и идейную определенность изложения.
Фактически Гладилин оправдывает самые низменные чувства и помыслы своего героя, прославленного футболиста. Индивидуалистическая раздвоенность сознания Серова, равнодушие к общественным делам, смакование пошлости, своей собственной персоны выдаются литератором за типические черты поколения юношей, родившихся в 1936- 1937 годах.
Через шесть месяцев после публикации «Дыма в глаза» Гладилин печатает повесть «Песни золотого прииска» («Молодая гвардия» № 6, 1960 г.). В ней рассказывается о многих вещах: о возникновении на Чукотке бригад коммунистического труда, о добыче золота, о трагедии любви восемнадцатилетней девушки Риты, о комсомольском вожаке Карле Аугусткалне.
С точки зрения формальной, новое произведение Гладилина написано преимущественно в манере «парадоксальной» отрывистой прозы. Между предложениями и особенно подглавками зачастую нет логической связи - читатель должен сам восполнять недостающие звенья изложения. Автор щедрой рукой вводит в русский язык - вероятно, желая его обогатить, - жаргонные выражения и интонации.
Вот как, например, описывается работа на прииске:
«Мир не без бульдозеристов. Бульдозеристам плевать, какую бригаду они обслуживают, коммунистическую или нет. Бульдозеристы тоже хотят жрать» (стр. 131).
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
К пятидесятилетию со дня смерти Л. Н. Толстого