Когда цвели каштаны

Что с Леной?

На меня градом сыпались ледышки брызг, били по голове летевшие из тьмы щепки.

Где Лена?

- Тетрадка осталась... Тетрадка...

Я рванулся навстречу простуженному, похожему на шепот голосу.

Из темноты выплыла длинная, плечистая фигура. Это был Дмитрий. Размеренно шлепая сапожищами, он шел кромкой берега и бережно нес Лену, она была без пальто, в одном ботинке, с мокрыми, свисающими вниз косами.

- Тетрадка там осталась... - повторяла она, точно в бреду.

... Я не заметил, как наступило утро. Продрогшие, отупевшие от бессонницы и усталости, мы сидели у давно затухшего костра и молча смотрели на Лену. Укутанная в наши влажные ватники, она лежала на разостланных около костра лиственничных ветвях. Ее веки были сомкнуты.

- Намаялась, - вздохнул втянувший в воротник голову Степан.

Одинокое слово растаяло, будто случайно упавшая на руку снежинка.

- Ф - фу! Утопила, чертова Марха, на самой середине, - внезапно раздался над головой глухой бас Дмитрия, и к нашим ногам осторожно опустился промокший помятый чемодан.

Я только сейчас заметил, что среди нас Дмитрия раньше не было. От костра он ушел, наверное, на рассвете; искал утонувшие вместе со всем, что было на илимке, чемодан Лены и пальто. Лицо его сильно осунулось, одежда изорвалась и промокла насквозь.

- Тетрадку какую - то спрашивала, не тут? - шепотом, чтобы не разбудить девушку, сказал он и подвинул ко мне чемодан.

Поколебавшись, я открыл его. Синяя, крест - накрест перетянутая голубой лентой тетрадка лежала сверху на мокром белье. Дмитрий поднял ее, повертел в руках и сунул мне.

- Сушить надо.

На обратной стороне плотной коленкоровой обложки был приклеен пожелтевший любительский снимок. На нем рядом с грудой чемоданов был сфотографирован во весь рост невысокий, кряжистый паренек в телогрейке. На втором плане стояли две палатки. За палатками начиналась заснеженная, чахлая тайга. Ниже, под фотографией, - четкая подпись: «А. Корицын». Дальше написанные чернильным карандашом буквы расплылись. Я открыл первую страницу и с трудом прочитал:

«Мамочка, куда я попал! Вышел из самолета и чуть не задохнулся. Стою и чувствую, как на глазах слезы застывают. Ноги моментально одеревенели, а руки стали как железные: ни застегнуться, ни шапку натянуть. Как же люди переносят такой ледяной ад! Пропал Алешка...»

- Дневник это, - приоткрыв чужую тайну, виновато сказал я.

Плотогоны то ли не поняли, то ли не нашли в этом ничего особенного. Лица их были деловито - строгими.

Мне стало неловко. Словно желая получить прощение, я несмело взглянул на Лену. Ее розовые, немного обветренные губы чуть изогнулись в улыбке. Должно быть, в своем сне она не видела ни бурной Мархи, ни разбитых плотов, ни опрокинутой, изрядно покореженной бревнами илимки.