Или, скажем, световые табло главного стадиона, каждое высотой в четырехэтажный дом, где 38 тысяч лампочек не только расписывали в деталях весь ход соревнований, но и повторяли, как на киноэкране, целые эпизоды развертывавшейся на поле и дорожках борьбы. А что уж говорить об олимпийском телевидении с его миллиардами уже, а не миллионами зрителей, с тысячами работников, с сотнями телекамер. 3500 цветных телевизоров для олимпийцев, тысяча мониторов для журналистов, камеры на стадионах, в машинах, в вертолетах... Космические масштабы не только в переносном, но и в буквальном смысле слова.

Таковы сегодня Олимпийские игры.

Много говорят об их гигантизме. Они действительно теперь огромны, всеобъемлющи, бесконечно сложны...

Но не в увеличении числа спортсменов и видов программы тут дело. Право же, принять, разместить и прокормить 8 тысяч человек или 10 тысяч, даже 15 – не такая уж большая разница. И мало что изменится, если в программу войдут, например, борьба самбо, теннис или две-три новые дистанции в легкой атлетике.

Огромность Игр в другом – в масштабах организации, в требованиях к местам соревнований, оборудованию, инвентарю, к судейской аппаратуре, антидопинговому контролю, к быстроте, точности и всеобъемлемости информации и многому другому.

Кто из нас, журналистов, думал в Мельбурне или Риме, что результат победителя в заплыве будет отличаться от результата пловца, пришедшего вторым, на тысячную долю секунды? Что время бегунов будет определяться электронными машинами с точностью до сотой секунды, а броски метателей – инфракрасными радарными аппаратами? Что подводные телекамеры будут следить за пловцами и прыгунами в воду, а видеомагнитофоны исключат судейские ошибки в борьбе и других видах спорта? Что допинговые пробы будут проводить с помощью электронного мозга и что хромотографические и спектрографические анализы позволят безошибочно обнаружить мельчайшие частицы более чем ста запрещенных МОКом элементов? Наконец, что сам священный олимпийский огонь совершит за доли секунды космический трансокеанский перелет с помощью спутника?

А что прыгунам с шестом придется падать на поролоновые подушки с шестиметровой высоты, разве можно было предполагать? Или что один человек поднимет штангу более чем в четверть тонны весом? Или что немыслимые, казалось бы, гимнастические комбинации будут проделывать крохотные девчушки?

Все изменилось в олимпийском хозяйстве: масштабы, сложность, спортивные достижения...

Ныне провести Олимпиаду могут лишь страны (о том, чтоб их проводили своими силами города, не приходится и говорить), и далеко не любые.

Во время Монреальских игр много говорилось и писалось о том, что игры Московские будут последними, что после них уже ни у кого не хватит сил поднять Олимпиаду. Выдвигалось множество предложений: эшелонировать Игры на протяжении года или даже четырех лет, проводить их в разных городах одновременно или, наоборот, всегда в одном месте – в Греции, возлагая расходы на все страны... Так или иначе, уроки Монреальских игр показательны. Показательны, оговорюсь, для западных стран. Множества проблем, встающих перед их организаторами, в странах социалистических, в наших городах и, в частности, в Москве, просто не существует. Нет частной собственности, есть плановое хозяйство, никто не бастует, потому что не из-за чего бастовать, наоборот, проведение Олимпиады москвичи – от рабочего до министра – рассматривают для себя как дело чести. В нашей стране подлинная демократия, а не «демократия» в кавычках, служащая порой (как это случалось в Монреале) лишь ширмой для националистических, анархистских, хулиганских выступлений, иногда и против гостей Олимпиады, потворствующая спекулянтам, мелким дельцам да и дельцам покрупнее.

Наконец, Московские игры не омрачат политические грозы, подобные той, которая привела к неучастию в монреальской Олимпиаде без малого 30 стран африканского континента, около тысячи спортсменов, в том числе претендентов на золотые медали. Глубокое уважение к государственным суверенитетам, полное понимание позиций стран и в то же время уважение к Олимпийской хартии позволят Москве избежать того, что произошло в Монреале. Об этом, между прочим, говорили и представители ряда африканских стран, и президент МОКа лорд Килланин, и многие официальные лица, и журналисты.

...А вот в Монреале была переменная облачность. Едва удалось вовремя закончить строительство спортсооружений (пусть не всех и не до конца) и вздохнуть с облегчением, как на горизонте возникли новые тучи: собрались бастовать работники телевидения и связи, что грозило лишить мир телепередач Олимпийских игр. Договорились со связистами – забастовали медсестры. Срочно пришлось принимать закон о незаконности их забастовки и силой возвращать на работу. Пригрозили забастовкой энергетики. Таксисты, недовольные тем, что Оргкомитет вместо того, чтобы воспользоваться их услугами, создал собственный автопарк с шоферами-солдатами, устроили «черепашью демонстрацию». Это зрелище у меня до сих пор перед глазами: сотни такси, беспрерывно сигналя, запрудили центральные улицы Монреаля и, двигаясь со скоростью десять километров в час, застопорили все движение.

Бастовали или грозились бастовать летчики, журналисты, фотокорреспонденты, даже полицейские. Одни требовали увеличения зарплаты, другие – пенсии, третьи – мер, обеспечивающих безопасность полетов, четвертые протестовали против драконовских мер охраны Игр.

Правительство, или муниципалитет, или Оргкомитет Игр спорили, шли на уступки, предлагали компромиссы, грозили, обещали. Конфликты улаживались, тучи уходили, небо светлело, потом возникали новые трудности, новые проблемы. Последняя по счету, но не по значимости: что будет после Игр? Кто расплатится с долгами, куда девать горы сувениров, которые так и остались вопреки ожиданиям нераскупленными? В какой мере понадобятся и будут ли заполняться хоть наполовину, хоть на десять процентов, а следовательно, оправдают ли себя спортсооружения, построенные к Олимпиаде, или они окажутся ненужными подобно их токийским или мюнхенским предшественникам?

Но об этих проблемах во время Олимпиады старались говорить поменьше.

Переменная облачность была присуща, выражаясь фигурально, не только монреальской погоде и погоде, при которой жили и трепетали во все время Игр их организаторы. Она существовала и для участников, в том числе для тех, кто рассчитывал на победу. Пожалуй, для них больше, чем для других. Сказанное относится и к нашей команде. Мне довелось побывать на двенадцати Олимпиадах (считая и зимние), и я не помню столь острой, а главное, продолжавшейся до последнего дня борьбы почти во всех видах программы.

Каждый вечер с 23.30 до 0.30 передавалась по телевидению сводная программа за день. Комментаторы переносили телезрителей из зала в зал. со стадиона на стадион. Впрочем, Игры демонстрировались целый день по нескольким программам так, словно в мире ничего больше не происходило. В течение дня можно было увидеть на экранах телевизоров, установленных в кафе, ресторанах, холлах и номерах отелей, в пресс-центрах, в служебных помещениях, наконец, просто в витринах магазинов любые соревнования.

Все монреальские газеты посвящали Играм десятки страниц, а каждое утро для участников издавались подробные итоговые бюллетени. Я считаю, что по полноте, быстроте подачи информации Монреальские игры, безусловно, держат первенство.

У всех нас, советских участников, журналистов, специалистов, словом, всех, кто в разном качестве прибыл на Игры, было, естественно, много дел и не было возможности не только побывать на всех соревнованиях, но даже посмотреть их по телевидению. Однако все мы тщательнейшим образом, огорчаясь и радуясь, следили за ходом командной борьбы, и вопросы: «А как там борцы, не знаешь?», «А как пробежала Казанкина, не слышал?», «А на сколько прыгнул Санеев, не передавали?» – мгновенно начинали звучать, как только мы встречались друг с другом, будь то в деревне, пресс-центре, в холле отеля или просто в метро.

Что ж, и для нас горизонты Олимпиады застилались порой облаками, а порой и тучами. Тучи сменялись голубизной, всходило солнце.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.