Она пошла его провожать.
– Дочка у тебя красавица. Я как увидел ее – сразу вспомнил Зою Лапину. Кстати, а сейчас у тебя какая фамилия?
– Лапина, – ответила Зоя Петровна. – Мы так с мужем договорились. После войны все друг друга разыскивали, я и подумала – моим родственникам будет проще. Если кто захочет разыскать.
Таня вышла из кухни.
– Я тоже хочу с вами проститься, Игорь...
– Васильевич.
– Игорь Васильевич. Очень рада была с вами познакомиться. – Танины слова опять прозвучали кокетливо, и мать с удивлением покосилась на нее.
– Вы к нам еще заедете?
Корнилов посмотрел на Зою Петровну. Она молчала, но и в ее больших глазах он почувствовал вопрос.
– Обязательно заеду, – сказал Игорь Васильевич.
...В райотделе Бугаев играл в шахматы с Петром Андреевичем. Оба выглядели усталыми, серыми. Рядом с шахматной доской стояли стаканы из-под чая, на листе белой бумаги лежало полбатона.
«Не ушел Петр к домашним разносолам, – тепло подумал Корнилов. – Дождался». А вслух сказал:
– Давно мог бы дома быть, жену бы в кино сводил. Я у вас тут афишу видел: «Укол зонтиком». Французская комедия. Обхохочешься.
– А вы ее видели, товарищ полковник? – с невинным удивлением спросил Бугаев.
– Люди говорят, – смущенно буркнул Корнилов. – Мы сейчас едем, а к тебе, Петр Андреевич, одна просьба: выяснить досконально, почему отключилась сигнализация в сберкассе. Завтра пришлю толкового эксперта. Но только чтобы ни одна живая душа об этом не знала. Ты, твой начальник розыска, наш эксперт. И, если надо, можешь с Лапиной советоваться.
– Все понял, Игорь Васильевич, – серьезно сказал Замятин. – Лапина серьезная баба, правда?
– Правда. А Рогозина у нее увольняется. Хочет в городе работу искать. Проверьте ее связи в Зеленогорске. И тоже чтобы комар носа не подточил.
...Всю дорогу до Ленинграда ехали молча. Бугаев тихо дремал на заднем сиденье, а Игорь Васильевич рассеянно глядел на мелькавшие в лесу дачи, на внезапно открывавшиеся просветы среди сосен, за которыми серебрился залив и светились прерывистой цепочкой дальние огоньки Кронштадта. И перед глазами у него стояло лицо Зои Лапиной, той, давней Зои с Васильевского острова. Вернее, лицо ее дочери Тани...
...В блокаду Зоина тетка умерла в январе сорок второго, и Вера Николаевна, мать Игоря, удочерила девочку. Корнилов хорошо помнил то время. Зоя перебралась к ним в комнату – теткин труп так и пролежал до весны на кровати, прикрытый зеленым байковым одеялом. Первое время они боялись ходить в «ту» комнату, но пришло время, и нужда заставила – сначала взяли оттуда стулья, маленький ломберный столик для буржуйки. Потом стали таскать подшивки старых журналов, книги. Однажды, вытаскивая из письменного стола ящики и вываливая их содержимое прямо на пол, Корнилов увидел небольшой револьвер в тонкой, замшевой кобуре. Замша была золотистая и мягкая. Корнилову даже показалось, что она теплая. Расстегнув перламутровую кнопку и вынув револьвер, он замер от восхищения – темный вороненый металл отливал синевой, а ручка была перламутровая и напомнила ему мамин театральный бинокль.
– Оставь! – сказала Зоя. – Это папин. Тетя все время хотела бросить его в Неву – боялась, что когда-нибудь его найдут и нас всех арестуют. И папу тоже.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.