Депо не место стоянки, а что-то вроде поликлиники и санатория для вагонов. Если необходимо, их лечат здесь, нет – делают профилактику.
Вагон только на вид совершенно прост. Колеса, салон – прицепляй к локомотиву да знай кати. На самом деле и его тормоза, и ходовая часть, и электрическое, и сантехническое, и вентиляционное оборудование представляют собой довольно сложное вагонное хозяйство, требующее в эксплуатации и профессионального понимания и ухода тоже профессионального.
Егоров, один из воспитанников Никулина, с напарником работали в сборочном цехе. Они снимали с вагона поглощающий аппарат: это устройство, которое гасит удары между вагонами при торможении, смягчает рывок, когда состав отправляется в путь.
Руководил – и кстати, работал тоже – в основном Егоров. Напарник, что называется, подсоблял.
Загнав под днище специальное приспособление, ребята отжали конструкцию, которую им нужно было демонтировать, пневматическим коловоротом отвернули гайки, но крепежную плиту, открытую в эксплуатации и ветрам, и дождю, и снегу, прихватило намертво. Как кузнец и молотобоец, деловито и точно работали зубилами и кувалдой. Один был ведущий, другой – понятливый, исполнительный, сильный ведомый. И наконец, стальная плита подалась и сдвинулась с мертвой точки. Только после этого ребята, вспотевшие, перемазанные, вылезли из-под вагона. Егоров подошел к нам, улыбнувшись, рукавом старого солдатского кителя утер пот со лба.
– Что, тяжко работается?
– Да когда как, – сказал он. – В общем, привык уже, полюбил даже. – Они понимающе переглянулись с Никулиным.
«Настропалил, – подумал я грешным делом про мастера, – как «нагрузить» журналиста, чтоб он довольный ушел». Но следующие слова Егорова заставили поверить ему.
– Полюбил? – спросил я. – Это за что же, интересно узнать?
– Да получаться у меня все стало, – сказал просто Егоров. Подумал – видно, показался ему не очень весомым ответ. А мне вот кажется, что весомее и не придумаешь. – Платят неплохо, – добавил он. – И еще, знаете, никто не гонит. Нет, тут, конечно, тоже есть план, я с утра знаю, что за день должен сделать. Но главное – чтоб я все исполнил к сроку, а уж когда чем заниматься буду – до обеда, после обеда или под конец смены – это уж дело мое. Вот у меня жена – она на конфетной фабрике работает, на конвейере, сил не тратит, кругом шоколад, а устает больше.
Мы пошли дальше.
В амортизаторном отделении востроносенький паренек с глазами, похожими на две черные изюмины, разбирал гидравлический гаситель колебаний – собственно, это сам амортизатор и есть. Он разбирал его, чистил, менял масло и сальники, зачищал номера и шел к стенду. Испытательный стенд моделирует нагрузки, которые испытывает амортизатор во время движения поезда. Самописец на стенде чертил кривую, и по характеру диаграммы можно было судить, в порядке амортизатор или еще требует регулировки.
И так в этом отделе все было любопытно и интересно, что я постоянно расспрашивал паренька:
– А это что? А вот то? А вот это?
Он, смеясь, объяснял: для него все это были вещи обыденные.
– Это компрессор, это поршни... А вот болт, – объяснял дальше мой гид, – а это вот гайка, болт вкручивается в гайку, а это вот гвоздь – он вбивается в стенку.
– Понятно, – сказал я. – Ты, наверное, Остриков? Вот если бы ты мне показал что-то такое, что мне никто не показывал, вот это было бы дело. А то – гвоздь, гайка.
– А вы уверены, что на самом деле хотите такое увидеть? Что ж, пожалуйста, одну любопытную штуку продемонстрирую.
Он решительно пошел вперед.
– Володька, – сказал он, когда мы вошли в одну из мастерских локомотивного депо. – Товарищ из центра, продемонстрируй-ка ему скоростемер.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.